Николай Иванов - Департамент налоговой полиции

— Но это если ничего не помешает, — сразу предупредила Надя. — Завтра или послезавтра сын, Витюшка, должен возвращаться из летнего лагеря. Я созвонюсь с учительницей и точно все узнаю. Может, что изменилось.

Витя… А согласно шутливому уговору они с Иваном намеревались назвать сыновей в честь друг друга…

В квартиру к ней он больше так ни разу и не попал. Надя после каждой вечерней прогулки виновато разводила руками и опускала глаза: извини, не могу. То ли у нее состоялся какой-то разговор с Иваном, то ли ей в самом деле было безумно трудно переступить черту, отделяющую их дружбу от возможной близости. Но, несколько раз попытавшись пройти дальше лестничного порога, Борис каждый раз вынужден был возвращаться назад. Надя, съежившись, оставалась стоять на месте, и он понимал, что она не стронется, пока он не уйдет. Зря он не сделал решительного шага в их первую встречу, именно тогда Надя казалась ближе всего к нему, сама целовала и искренне, счастливо улыбалась весь вечер.

Некоторые нотки разочарования и настороженности — а не обманывают ли ее? — Борис почувствовал, когда звонил Наде после освобождения Сергея Сергеевича. И даже когда он в меру возможного все объяснил, закончила разговор все равно с грустью:

— А я так долго ждала. Неужели нельзя было все-таки заехать хоть на секунду?

Сейчас, вспоминая разговор, Борис признался себе в том, на чем в прошлый раз не стал заострять внимания: кроме грусти, в голосе Нади послышались и нотки капризности. Впрочем, она могла себе это позволить: простоять целый час на перроне — кто бы не обиделся!

А виной всему, конечно, Иван. Его поездки на «москвиче» не были простой прогулкой. Неужели он ее запугал? Или она до сих пор не решила, что делать?

Так что положение Бориса выглядело непростым: то ли пускать все на самотек и тем самым переложить всю тяжесть семейного конфликта Черевачей на Надю, то ли предпринять более решительные действия и переломить ситуацию в свою пользу. Да-да, пользу, ибо остаться с Надей — предел мечтаний, награда за все годы одиночества. Он бы пошел на этот шаг не задумываясь. Оставалась лишь малая толика — чтобы подобного захотела и Надя. Но захочет ли она?

— Ой, Боренька, а Витя уже приехал, — радостно сообщила она, когда он все же заставил себя подождать ответа у телефона. — Сегодня-завтра я буду с ним, школа ведь на носу. Перезвони как‑нибудь потом.

«Как-нибудь потом». Не «завтра», не «через день» — как-нибудь потом. Конечно, на Надю он не позволит себе обижаться ни на мгновение, но эти ее слова, словно от него отмахиваются, как от надоевшей мухи, тем не менее зарубку сделали.

Не успел перебороть это чувство, как по внутреннему позвонила Люда. Вначале спросила о какой‑то ерунде, потом о главном, ради чего явно и набрала номер:

— А сегодня сливки будут?

— Будут, — скорее машинально, чем по желанию, ответил он. У коровы голова коровья, у овцы — овечья, у дурака — дурачья. Постоянная присказка деда…

Ситуация недельной давности поворачивалась с точностью до наоборот. Нет бы всему этому случиться в первый раз, а не сейчас, когда в мыслях — только Надя и одна Надя…

Но имеем то, что имеем. И Борис, хоть теперь и не вприпрыжку, но все равно направился в молочный. За пять минут до назначенной встречи с надеждой посмотрел на телефон: может, поступит какая-нибудь команда, которая все перечеркнет и освободит его от ненужной теперь встречи? Тот помолчал-помолчал и, словно выполняя просьбу хозяина, звякнул — продолжительный звонок прервал Борис, схватившийся за спасительную соломинку.

Моржаретов! У него собачье чутье, он всегда срывает все планы. Умница.

— Ты мне завтра понадобишься. — Полковник, однако, оказался полуумницей, раз ему требовался лишь завтрашний день. — Это я предупреждаю, чтобы ты особо не планировал себе мероприятия.

Величайшая забота!

— А может, сегодня на что сгожусь? — на всякий случай поинтересовался Борис. Часы показывали ровно шесть.

— Сегодня можешь гулять, — невольно дал Моржаретов свое «добро» на встречу с делопроизводителем.

Спасибоньки.

Уже зная, что опаздывает, Борис тем не менее вызвал оба лифта. И поехал не в левом, подошедшем первым, а дождался другого. Якобы ради зеркала, висевшего в нем. Но посмотреться в него забыл. Зато в холле на него достаточно сурово посмотрел бронзовый Ленин. Бюст, несмотря на все политические перипетии, не торопились убирать из здания. И, кстати, именно это приятно удивило Бориса, когда он первый раз пришел в департамент: здесь не дергались и не спешили при первом крике ломать и крушить свое вчерашнее. Ильич от этого, конечно, не повеселел, строги были и прапорщики комендантской службы, проверявшие пропуска на входе. Но Борису кивнули — проходите, вы свой. Одним словом, дорога открыта на всем пути. Прямо-таки «зеленая волна» на трассе.