Сергей Зверев - Крапленая обойма

– Да.

– Марк Георгиевич? Это Смолячков.

– Слушаю, – Лаврентьев всеми клеточками тела предчувствовал нечто недоброе.

– Место аварии жены помните?

– Да, конечно.

– Я буду вас ждать на трассе, не доезжая до этого места километра три. Поторопитесь.

– Что-то стряслось?

– Возможно. Выезжайте немедленно.

Связь оборвалась. Лаврентьев ощутил, как сердце у него бешено заколотилось, словно он только что получил некую ужасную новость.

Врач хотел было отправиться к выходу, как телефон вновь противно затрещал.

– Да, – но очень хотелось сказать «нет».

– Это Марченко.

Ах ты, леший!

– Я звонил к вам на работу, – говорил вежливым голосом президент компании. – Ваша секретарша сказала, что вы там больше не появитесь. Я рискнул позвонить вам домой.

– Мне нужно уходить, – глянул на часы психоаналитик.

– Вы не забыли о моей просьбе?

– Нет, конечно.

– Надеюсь, у нас с вами все будет по-джентльменски?

Лаврентьеву показалось, что он слышит угрозу.

– Я делаю все, что могу. И извините, мне некогда. Нужно уходить.

– Я вас хотел просто предупредить...

Доктор с остервенением бросил трубку. Надо же! Предупредить он еще хотел. Вот пусть бы сам и занимался своим психом.

Телефон вновь затрезвонил, но психоаналитик даже не взглянул в его сторону. Решительным шагом он покинул квартиру.

Фомин выскользнул на улицу и, обогнув здание, бросился к проезжей части. Вице-президент придерживал рукой незастегнутые полы пиджака. Из-за пояса торчала ручка «Беретты», и, сколь большим психом ни считался Фомин, он старался не показывать прохожим, что при оружии.

Увидев невдалеке свободное припаркованное такси, он поспешил к нему. Водитель, узнав, куда нужно везти пассажира, сразу же отказался. Однако Фомин, не скупясь, накинул сверх счетчика, и водитель изменил свое решение.

Добравшись до своего загородного дома, Фомин пошарил по карманам, нашел ключи и открыл дверь. Только после этого он с облегчением вздохнул и сразу же метнулся к столу. Сумка с разобранной снайперской винтовкой стояла так, как ее и оставили. Фомин лихорадочно перебрал части винтовки, задумался и со злостью отшвырнул сумку. Она упала на пол, издав глухой звук.

Фомин торжествующе усмехнулся и потянулся к «Ремингтону». Это оружие ему было привычнее. Он подержал его на руках, словно взвешивая, затем бережно положил на стол. На некоторое время опять задумался, почесал с остервенением лоб и принес сумку обратно на стол, после чего стал выкладывать ее содержимое.

Когда сумка оказалась пуста, он положил внутрь «Ремингтон». Застегнул замок, правда, не до конца – ствол в сумку полностью не вошел и торчал наружу. «И так сойдет!» – махнул рукой Фомин. Поднял пальто и набросил его сверху на сумку. Ну вот... Так ничего не видно.

Он повесил сумку на плечо, затем потрогал засунутую за пояс «Беретту» и довольно усмехнулся, посчитав себя нормально экипированным.

Психоаналитик был прав в своих выводах. Фомин как бы жил двумя жизнями. Одна – совершенно бессмысленная, полная исканий Врагов, которые помешали ему достичь цели, и желания Их наказать. Вторая – уже более-менее осмысленная, хотя сказать, что и во второй жизни Фомин находился в трезвом рассудке, нельзя было. По-прежнему у него существовали Враги, но, в отличие от его первого эго, второе могло рассуждать и делать выводы, сообразуясь с реальной обстановкой. Именно его второе эго заметило как-то Риту, которая пыталась имитировать Их. Вывод для Фомина был прост: женщина хочет что-то с ним сделать, собирается ему навредить. Вот и Враг. И не стоит ломать голову. Именно находясь во второй ипостаси, Фомин покопался в машине Риты в трагическую для той ночь и вывел из строя тормоза, пока та создавала шум в его доме, считая, что он находится там.

Его второе эго все сокращалось – все-таки болезнь прогрессировала. А находясь в первом состоянии, Фомин не помнил, что делало его второе «я». Он вообще ничего не соображал, живя первой жизнью, кроме одного: кругом Враги. Если его второе «я» обнаружило Врага, то первое этого не знало и настойчиво продолжало искать Их.

Второе эго постепенно уничтожалось. Но вчерашней ночью, после уколов, оно несколько окрепло. И теперь первое «я» пыталось всеми силами подавить неожиданно окрепшее второе «я». В голове у Фомина происходила борьба. И чередование возвращений двух эго стало чаще. Теперь он находился как бы на границе между первым и вторым состоянием. Каждая сторона перетягивала его на свою половину. Но пока он балансировал между безумием и некоей осмысленностью. Его мозг пытался разобраться в происходящем, – но с позиции больной психики.