Сергей Зверев - Разборки дезертиров

О том, что сборище рабов, в принципе, разнополое, здесь почти не думалось. Сомнительно, чтобы мысли о сексе будоражили измученные тела. Да и конвоиров женская «половина» барака могла очаровать лишь после обильного употребления паленой водки. Разделение на пол отметилось после того, как нас загнали на какое-то сомнительное строительство и привязали собак. Появился «прораб» – лысый троглодит в джинсах и хипповатой жилетке, визгливо приказал прекрасному полу отделиться от сильного. Женщин было с десяток, только две или три отчасти сохраняли человеческий облик (новенькие – сообразил я). Пугливые, с дрожащими мордашками, в мешковине, обносках, не умеющие ходить в строю и постоянно наступающие подругам на пятки. Их погнали, отпуская скабрезные шуточки, за отвесную скалу, где за длинным покосившимся бараком виднелся проход в примыкающую долину. Последней ковыляла косолапая: стопы развернуты внутрь, ноги колесом…

Здешний труд не отличался разнообразием. Рабы действительно рыли под землей обширную полость – сочетание залов, галерей и узких тоннелей. Проходческих комбайнов, естественно, не было. Все осуществлялось вручную – монотонно, с надрывом. По ступеням в опалубке люди спускались под землю, работали кирками, ломами, лопатами, ставили распорки, отработанную землю с ошметками пород на веревках поднимали на поверхность, тащили ведра к оврагу, где высыпали и утрамбовывали.

Злорадно скалясь, жабообразный Василий определил меня на жаркий участок – в «забой». Опалубка трещала и могла развалиться в любую минуту. Стены осыпались. Гирлянды лампочек, развешанных под потолком, едва коптили. Дышать здесь было практически нечем. Охрана, стерегущая рабов под землей, менялась каждые полчаса – терпеть дольше было невозможно. Рабы работали по четыре часа – долбили грунт в местах, отмеченных распорядителем работ, наполняли ведра, передавали по цепочке, ставили клети, чтобы не было обвалов. Менялись с верхними, работали на воздухе. Затем опять спускались… Врожденным инвалидам было легче – тупо выполняли команды, пока имелись силы, и практически не роптали. Существам же «мыслящим» приходилось намного труднее – доставалось постоянно: от воплей до затрещин, а постоянное унижение хуже смерти…

На втором часу работы кемарящего под лампочкой охранника вызвали на поверхность.

– Чвыр, мать твою! – разнеслось по галереям. – Мамона за гамыром делегировали – щас будет! А ну, айда наверх!

Гамыром в определенных кругах российского общества уважительно величают популярный сорокаградусный напиток. Магазин под боком? Местная «баба Нюра» на страже? Щербатый вертухай встрепенулся. В сонных зенках появилась осмысленность. В принципе, я мог задавить его массой, завладеть оружием, а что дальше? Из подземелья одна дорога наверх, а там – целая кодла. Самого прибьют, а потом еще в острастку половину барака…

– А ну работать, халявщики, чего хлебальники разинули!!! – взревел вертухай, подтянул спадающие штаны и умчался на вечный зов.

– Шабаш… – в изнеможении откинулся напарник – со свинцовой физиономией. Шепотом пропел: – Три минуты, три минуты, это много или мало… Гамырить будут вертухаи. Покуда пьют, они добрые. А как сивуха по башке даст, так и жди гадостей.

– Луговой, – протянул я руку.

– Шмаков, – отозвался напарник вялым рукопожатием. – Кем будешь, вагабундо?.. Не понимаешь? Это «бродяга», стало быть, по-испански.

– Прокурорский работник, – представился я.

– Какая прелесть, – затрясся в припадочном смехе узник. – Кого тут только не перебывало… Не поверишь, даже писатель один загибался, преставился в прошлом месяце. Вертухаю по случайности ведро на ногу поставил, тот и пристрелил мужика в порыве чувств. Шутил еще до последнего дня: а что, говорит, настоящий литератор должен на собственной шкуре познать все прелести жизни – самому же потом легче писать будет. Дескать, Агата Кристи выдумывала сюжеты в процессе мытья посуды, а он – в говне ковыряясь. Жалко мужика, правильный он был. А залетел по дурости – сочинял что-то про серию убийств в геологической партии, и подвернулся говорливый хмырь: могу, мол, прокатить до Бережковской геологоразведки за сходный гонорар, повертишься там пару дней, надергаешь правдивостей для описания. Какой же сочинитель от такого предложения откажется? А в вертолете, говорит, с ним еще человек семь летели. Разбросало ребят по Каратаю…

– А сам каким макаром залетел? Тоже заманили?