— Не совсем такой.
— Все равно. За счет не-совсем-такого... И давайте споем!
— Дорогой Пит, может быть, время отдохнуть? — увещевательно сказал капеллан. Ханжества или лицемерия в голосе не слышалось.
— Мы же не псалом «На реках Вавилонских»!
— Марш морской пехоты? — сказал Бэзил.
— Ты думаешь? Нет, другую... «Мы поженились в спешке»!
— У вас есть «Мы поженились в спешке»? — спросил Бэзил через прилавок бармена.
— Простите, сэр?
— Я говорю: у вас есть пластинка с песней «Мы поженились в спешке»? Полтора десятка лет назад ее пела одна леди, кажется, ее звали Ненси Синатра...
— Извините, сэр, я не помню такой. При мне эта леди не выступала тут... Но я посмотрю пластинку, сэр.
От дважды повторенного «сэр» подбородок Пита Эрли приподнялся с волосатых ручищ. Взгляд проблуждал в пространстве между головой бармена и экраном телевизора, на котором теперь шел репортаж с мирового первенства по биллиарду.
— Что вы заладили — сэр да сэр! Тут никто не на службе. Тут все в частной обстановке. Зови меня Пит, а его — Бэзил. Понял?
Бармен старался вспомнить, хотя старался он зря, собирая морщины на лбу. Улыбка становилась все приветливее, по мере того как пальцы, перебиравшие пластинки, подвигались к концу стопки.
— Как только рот растянется до ушей, тогда и услышим «нет», — сказал Пит Эрли. — Все наизнанку. Хотя мне тут всегда нравилось.
«Как быстро течет время, в том числе и историческое», подумал Бэзил. «Мы поженились в спешке» играли в заведениях Индокитая, посещавшихся американцами, в конце шестидесятых. Пит Эрли, судя по летам, наверняка обретался где-нибудь здесь. Бэзил тихонько напел мотив. Подстукивая в такт стаканом, Пит сказал:
— Этим, Бэзил, ты мог бы коррумпировать всю седьмую группу специальных сил. Там умели петь... А в противогазе много не попоешь.
— В противогазе?
— В противогазе. Так точно... Вот именно... Когда ты свалился в этот город? В газетах и по радио только и талдычат: завтра после двенадцати часов без намордника не появляйтесь. Станете подопытной свинкой для постов по дезинтоксикации... Ребята, собранные в городе, всерьез считают, что следующая тревога будет настоящей и клубы оранжевого элемента, запущенные противником, задушат все живое...
— А как быть с коровами?
— Какими коровами?
— Которые ходят по улицам.
—Ах, дьявол! Но... кажется, существуют противогазы для лошадей. Что-то такое использовалось или заготавливалось во время второй мировой войны с этим... ну, с этим... Гитлером... Ты голова, Бэзил. Ах, дьявол! Коровы...
Пит Эрли коров не предусмотрел. А еще профессионал! Какая, к чертям, газовая атака, если среди мечущихся в противогазах «красных быков» спокойненько слоняются, помахивая хвостами, невредимые и целехонькие коровы?
Пит Эрли объяснил, что существуют два способа умереть. Либо человек или животное перестают дышать, либо их сердце перестает перекачивать кровь. Все остальное сводится к практическому применению этих принципов. Это он уяснил, занимаясь на медицинских курсах перед отправкой в конце шестьдесят седьмого года в горы на севере Таиланда к племени, называющемуся «Духи желтых листьев», в котором вспыхнула эпидемия брюшного тифа. В примитивной больнице стояли шесть коек, пациентов набралось полторы сотни, но умерли не больше десяти, намного меньше, чем у других, и он получил похвальную грамоту. Он раньше считал, что в медицину идут либо те, кому религиозные или другие убеждения не позволяют убивать людей, либо чудаки. Но в шестьдесят седьмом он, Пит Эрли, всерьез увлекся
врачеванием. А потом его прикомандировали к седьмой группе специальных сил в Южном Вьетнаме, где действовал один закон — выжить любой ценой.
— Тебя не смущало, что приходилось для этого убивать? спросил Бэзил.
— Эрли выполнял приказ, — сказал капеллан. Он допил вино и заказал вторую рюмку.
— Раз смутился... Я шел по тропе. Ну, представь себе... Весь настороже. Из-за поворота появляется человек. С автоматом... Я сразу убил его. Сначала я радовался, потому что считал, что избежал страшной опасности. Но потом поспокойнее стал размышлять над случившемся... Мы столкнулись, и из нас двоих я оказался проворнее. Однако это уже как-то не радовало. Я подумал так. Вот шел солдат. И я тоже солдат. Он казался таким одиноким в джунглях. Я даже испытал какое-то сочувствие к его семье. Это самое печальное воспоминание. В общем-то зачем относиться с беспокойством к выполнению инструкций, а?
Читать дальше