Валериан Скворцов - Укради у мертвого смерть

Цзо оставался наедине с самым дорогим существом в этой жизни.

За оградой виллы, в пагоде Ват Суан Док — храме цвету­щего сада — золотистые квадраты трехскатной крыши по­блескивали под полуденным небом. Ударили в там-тамы. Упругий неторопливый гул, выдавившись из узкой часовни, растекался между деревьев Будды, усыпанных красными и желтыми цветами. Наступал час купания.

Майкл взглянул на электронный термометр. Табло пока­зывало: вода в бассейне, выложенном плашками из дерева, привезенными с острова Бали, славного боевыми петухами, нагрелась достаточно. Черный Дракон топорщил перья, де­ргал вислым хвостом, клекотал, показывая норов, поклевы­вал ладони. Но не злился. Умник понимал, что ванна не надолго, что она — неизбежна и после нее придет еще более сильное желание убивать, которое он испытывал, едва от­крывал глаза на рассвете.

Цзо помассировал голенастые лапы со шпорами. Боксер или тренер знают лучше, когда приходит единственный и неповторимый, счастливейший миг обладания высшей бо­евой формой? Человек прислушивается к сердцу птицы. Же­лание убивать достигло взлета, закипело в крови, подобно тому, как закипает металл только при определенных услови­ях. В том-то и заключается секрет непобедимости Черного Дракона, что в это состояние хозяин или птичник приводили его всегда в одно время — когда в Ват Суан Док гудели там­тамы.

Приподнята вторая корзина. Ненавистный соперник пе­ред глазами. Нахохолив жабо, отливающий сталью, Черный Дракон на взлете наносит первый удар. Долгожданное сведе­ние счетов. Летят перья... Но через полторы минуты трени­ровочная драка прервана. Цзо любовно дует в остекленев­шие, рыбьи от ненависти глаза петуха, чтобы очистить от пыли. Как бешено колотится сердце под жесткими перьями!

— Придет денек, придет, — шепчет, раскачиваясь с пти­цей в руках, Майкл Цзо.—Ты насладишься чужой смертью... Среди большого ринга. Я надену на твои шпоры пятнадца­тисантиметровые кинжалы. Ты вонзишь их в сердце против­нику. Ты испытаешь ни с чем не сравнимое наслаждение от ощущения, как уходит жизнь из тела врага. Может, и он нанесет кровавый удар. И эти дикари, сгрудившись вокруг ринга, выкатив глаза и открыв рты, будут с вожделением следить, кто испустит дух первым из вас... Потому что они поставят на твою победу огромные деньги. А некоторые и нечто большее, чем просто деньги. Рисовые поля, лодки, а то и собственных детей, которых после твоей победы придется продавать. О, петушок! Тысячи батов, человеческие судьбы окажутся поставленными на кон... Ты ощущаешь силу кин­жалов на шпорах? Тебе предстоит сразиться с Тигром, кото­рый выиграл сто шестьдесят боев и стоит двенадцать тысяч батов... Умертви его!

Бесшумно подступивший птичник накрыл Черного Дра­кона корзиной. В ладонях оставалось ощущение гладкой уп­ругости перьев, хрупкого и сильного тела. Хотелось выпить, но терпел. Птица впадала в беспокойство от запаха виски. На манеже — пускай.

Птичник занялся вторым петухом, удел которого — под­держивать пламя злобности в Черном Драконе. Боец с кроваво-красной головой, именовавшийся Старый Су, мог бы и сам стать чемпионом многих арен. Но не рядом с Черным Драконом. Не против него... А сам Старый Су, чьим именем назван петух, сам старый Су, заскорузлый дьявол и чере­пашье яйцо, теперь мертв. Три дня как мертв, мертвее любо­го мертвого. Стоит плеснуть себе за его возвращение к пред­кам сразу двойную порцию «Мекхонга».

Майкл Цзо в шелковом кимоно, кожаных шлепанцах с петлей для большого пальца побрел в глубь сада.

Старый Су, заскорузлый дьявол и черепашье яйцо, пре­зирал виски, сладости считал бабьей забавой. Тогда бы уж, как говаривали в старину, повесил у двери чайник—заделал­ся знахарем, пичкал из человеколюбия простофиль корень­ями, сушеными пауками и змеями. Погиб глупо, хотя счи­тался везучим, а хитрость, изворотливость и быстрота ума вели его к регалиям Самого старшего брата.

Сколько же ему было лет? Пятьдесят шестой, кажется. Почти миллион батов давала полиция за живого или мерт­вого. Меньше не пообещаешь. Меньше Старый Су и сам дважды платил: в шестьдесят третьем за побег из Бум Буда и в семьдесят шестом — из госпиталя внутренней тюрьмы столичного полицейского управления. Самый старший брат высоко ценил Старого Су, так высоко, что не спускал глаз.

Первая неудача постигла заскорузлого дьявола в восемь­десят втором... Да, тогда. Фабрика по обработке опиума, вы­пускавшая героин высших сортов «Дабл-Ю Глоуб», «Крас­ный лев», «Счастье и процветание», которые закупались даже для военных складов в Нью-Йорке, Кентукки и Колорадо, пошла прахом. С ней еще печатня фальшивых бирманских и лаосских денег, радиостанция и оружие. Все это захватила 66-я бирманская дивизия, прочесывавшая горы там, где солдат не ждали.