Валериан Скворцов - Укради у мертвого смерть

Усмешка кривила испачканные соусом губы.

— Я не разбираюсь в качестве камней, — сказал Палавек.

— Жаль, искренне жаль...

— Господин Цзо, когда между нами теперь полная яс­ность, я полагаю, в мои служебные обязанности в работе на «Союз цветов дракона» не входит совместное увеселительное времяпрепровождение. Благоволите освободить меня, сооб­щив, где и когда я могу вступить на борт «Револьвера» и возобновить операции... под вашим командованием.

— Что ж... «Револьвер» в порту Хуахин, катер переведен на легальное положение, имеет теперь филиппинскую регист­рацию. Портовая приписка — Манила. Бортовое название — «Красная лодка»... Хо-хо-хо? Длинный Боксер, механик и один из бывших солдат — на борту. Других нет. Без вас удальцы, которые, кстати, имеют теперь на руках подлинные документы, с места не желают сдвинуться и под автоматами. Это проверено...

— Благодарю. Я ухожу...

— Будьте осторожны. И обязательный совет: ночуйте у брата. Во всем Бангкоке сегодня для вас, дорогой господин Иот, безопаснее места... хо-хо-хо... нет!

Иссарапхарб-роуд, когда дверь «Чокичая» мягко прикры­лась за Палавеком, тонула в темноте. Шел девятый час. Огоньки лампочек, вполнакала светивших над лавчонками и забегаловками, и керосиновые камельки лоточниц, сидев­ших на тротуаре, выписывали дугу, уходившую в ночь. За Чаопрайей сверкали зарницы, хотя до сезона муссонов оста­валось далеко. Жара компрессом ложилась на лицо и грудь, намокала рубашка. Но даже надрывный рев «тук-тука», ли­шившегося глушителя, радовал и казался вестником свобо­ды. Не хотелось думать о будущем.

Палавек заткнул «беретта-билити» за брючный ремень на спине под полой гуаяберы. Мешочек с бриллиантами сунул в карман. Остановил такси.

— Я не один, — сказал парень в джинсовой панаме. На заднем сиденье алел огонек сигареты, которую покуривала «цветок счастья».

— Сколько она платит тебе?

— Сотню.

— Дам две. Вышвырни...

У входа в магазин «Драгоценные камни и ювелирные изделия Элвина, Объединенные гранильщики», раздвинув на полметра створчатую стальную решетку, прикрывавшую витрину с опустевшими уже на ночь бархатными полками, переминался широкоплечий, неопределенного возраста Лю Элвин с чистым, без мррщинок фарфоровым личиком. За­кивал яйцеобразной головой.

— Конечно, конечно... Ну, что вы! Какие церемонии! Раз дело спешное...

Магазинчик блистал ухоженностью. Слева гнулся ли­монной долькой прилавок с грудами серебра — французские пиастры, мексиканские песо, американские и гонконгские торговые доллары, кольца, браслеты, просто лом. Справа обшитые красным бархатом табуретки стояли впритык к другому такому же, где тлело десятков восемь драгоценных камней в золоте. С пола по стене поднимались картины, инкрустированные перламутром по лаку, вышитые шелком, древние пергаменты с рисунками тушью и иероглифиче­ской каллиграфией. А надо всем этим выгребали ластами к стропилам потолка чучела морских черепах, символы долго­летия. Статуэтки, драконы, головы, отпиленные от изваяний Будд по пагодам, наборы столовой посуды, слоновая кость. Причудливый, искусственный, удивительно никчемный и столь вожделенный мир, обыденный для обитающего в нем господина Лю Элвина.

Лю давно догадался, какие мысли приходят в голову по­сетителям.

— Миряне инстинктивно поняли однажды и без подсказ­ки богов, что деньги и золото в жизни, господин... господин...

— Йот, — сказал Палавек.

— Ах, да! Конечно, конечно, господин Йот... Так вот, день­ги и даже золото нуждаются в собственных символах, кото­рые бы могли быть неподвластны войнам, революциям, инфляциям и банковским крахам. Люди не ценят прекрасное, предпочитая обладать редким. Увы! Мир пока устроен та­ким... Давайте-ка их сюда...

Палавек выложил замшевый мешочек на поднос, обтяну­тый черным бархатом. Дернул за уголок. Камни раскати­лись, мерцая под включенной Лю Элвином лампой дневного света.

— Девять карат...

Ювелир задвигал костяшками секционных китайских счетов.

— Алмазы представляют собой лучший способ уместить огромную сумму в минимальном пространстве... Скажем, бриллианты стоимостью в полтора миллиона долларов уло­жатся в мою горсть. А для золота на эту сумму потребуется коробка. Не так ли? Красота, долговечность, редкость — та­ков камень. Все проходит — любовь, брак, жизнь, моральные ценности, политические убеждения и устройство государств, все незыблемости. Только ценность алмаза поистине вечна. Покупки бриллиантов растут, постоянно растут, почтенный господин Иот... Хотя, как говорит мой друг и конкурент Берид Барух из правления «Объединенных гранильщиков Бангкока», только небо беспредельно...