Юрий Гаврюченков - Доспехи нацистов

– Долго сражались? – спросил Дима.

– Нет, не долго. У одного приклад отлетел, а второй его так пошёл мутузить, что он убежал.

– Пэтээром-то сильно приложить можно, – размечтался Глинник.

– Ты его так просто не поднимешь, – тоном знатока изрёк Аким. – Вообще-то можно, если за ствол раскрутить. Тогда им стену размолотить – плюнуть раз.

Сашка беспокойно заёрзал. Глаза его забегали.

– Давайте не пойдём на Апрашку, – заговорил он, оглядывая нас по очереди, – и правда, что там без патронов делать? Может быть мы их вообще не найдём. Зачем заморачиваться их искать, только зря время потеряем. Канавы там надо глубокие копать. Ну их. Да мне и расхотелось уже из пэтээров стрелять…

– Ха-ха-ха, а вот это уже мало ебучий фактор, – заржал Пухлый. – Ты встрял, деточка, ты встрял!

Крейзи беспомощно забуксовал. Впечатления от вчерашнего опиздюливания были свежи в его памяти.

Пухлый реготал и глумился.

Посовещавшись, мы решили забрать ружья только если ничего более путного не найдём.

Наиздевавшись над Крейзи, принялись укладываться спать. Балдорис остался досушивать одежду, укутавшись в глинниковское одеяло. Пухлый надел ватный подшлемник, заменяющий ему ночной колпак, и залез в гамак. Дима снял притороченный к «Ермаку» спальный мешок и закутался с головой, чтобы не докучали комары.

Лесовик-Аким разместился на подстилке из лапника. Он был старый партизан. Колотун его не брал.

Беспредельщик Крейзи поступил куда радикальнее. Наспех свалив пару сосенок, плотно придвинул друг у другу и взгромоздился сверху. Ветки пружинили и кололись. Сашка ворочался и шипел.

Глинник завернулся в грубую немецкую шинель, которую доселе таскал на себе в скатке, рядом положил неразлучный «маузер», закрыл глаза и стал напоминать убитого ганса.

Неприхотливый Боря прикорнул на одеялке. От ночных холодов он берёгся при помощи свитера крупной вязки, толстой фланелевой рубашки и куртки. На расстоянии вытянутой руки застыл подобно сторожевому псу дёготь, устремив к небу вздёрнутый на расставленных сошках раструб пламегасителя.

Я раскатал позаимствованный у Пухлого лист пенополистирола, улёгся ничком, натянув на уши воротник кожана, втиснул под себя скрещённые запястья и уткнулся лицом в локти, спасаясь от назойливых кровососов.

Запоздалый грибник, ненароком забредший на карты, вполне мог бы перепутать, в какое время он живёт. Наш бивак сильно напоминал партизанскую стоянку. Среди лежащих тел, одетых в разномастную форму эпохи Великой Отечественной, торчало оружие той же поры, которое завтра будет пущено в ход. Война никогда не покидала Синяву.

Ночью у нас случилась авария: Балдорис остался без одежды. Закемарил у костра, а торфяная почва, в которую были воткнуты подпорки, прогорела, и веточки, соединённые растянутым на них тряпьём, попадали в огонь. Просохшие лантухи вспыхнули, как порох, и пробудившийся на запах палёного Боря успел спасти только обугленные лохмотья.

Впрочем, беда была поправимой. Каждый выделил что мог из своего гардероба. Не возвращаться же из-за этого дурака домой! Таким образом Балдорис превратился в подобие Джона Рэмбо после встречи с самогонщиками, каким его описывали в книге. Ботинки сушились поодаль от костра и поэтому уцелели. То есть Болт мог ходить, а это главное. Я дал запасные носки. Крейзи – спортивные штаны, которые носил под галифе. Трико оказалось Балдорису не по размеру и даже натянутое едва доставало до середины икр. Боря подарил футболку. В одеяле Глинника вырезали посередине дыру. Болт надел его как пончо. Это была единственная вещь, пришедшаяся ему впору.

Перепоясанный куском нейлонового каната, Балдорис производил страшное впечатление. Во все стороны из нелепого наряда торчали оголённые конечности и взъерошенная голова, покрытая облезлой гансовкой. Вблизи от этого гуманоида замолкали птицы и деревья стыдливо размахивали ветвями. В руках у Балдориса была винтовка. Случайный грибник упал бы в обморок, доведись повстречаться с таким страшилищем.

Словом, Болт стал достойным членом нашей команды.

Глядя на Балдориса, и нам бултыхаться в студёной воде расхотелось. Поэтому перекочевали с карт на более сухое место. За время интенсивной ходьбы все согрелись. Остановились на давно некопаных позициях, которые следовало обновить.

Отнявший немало сил марш-бросок дал знать о себе голодным ворчанием в желудке. Привыкшие к домашнему комфорту утробы единогласно требовали пищи. Я стал зондировать место под костёр щупом и вдруг наткнулся на что-то твёрдое.