Артем Шейнин - Мне повезло вернуться

На секунду защемило сердце, но в движении все быстро позабылось. Надо идти, надо смотреть под ноги. Начинается новый день. Мой 130-й день в Афгане. Впереди еще 600 дней.

Об остальном мы подумаем, когда вернемся. Если вернемся…

Переночевав на горке, где погиб замполит батальона, утром мы снова отправились в путь. Я по-прежнему не знаю и не понимаю, куда и зачем мы идем. Знаю только, что где-то там впереди мифический Алихейль, до которого, кажется, мы не дойдем никогда.

Спускаемся в очередную долину между гор. Идем вдоль неширокой речки, шурша усеивающей ее берега галькой. Вскоре видим впереди каких-то наших. Подойдя ближе, обнаруживаем, что это бригадная разведрота. Видимо, командирам что-то нужно обсудить, а может быть, просто поболтать. В любом случае ротный Рекс объявляет привал. Тут же садимся, откидываясь на тяжеленные РД.

Чуть прихожу в себя, и тут же вчерашние каша с тушенкой, съеденные холодными и всухомятку, начинают проситься наружу. Оставив РД под присмотром моего вчерашнего спасителя, Вовки Мордвина, направляюсь к ближайшим валунам. Уже почти дошел, как из-за камней появился кто-то и направился в мою сторону.

Ба, да это ж Валерка Мищенко из разведроты! Еще с Ферганы знакомы.

Он тоже меня замечает, узнал, помахал. Приближается с явным намерением поговорить. Как будто не понимает, с какой целью я иду за валуны — ведь сам же только оттуда…

Черт бы ее побрал, эту кашу перловую…

Может, пройти по-быстрому мимо, с озабоченным лицом? Типа, не заметил?.. Да нет, нехорошо как-то, столько не виделись… Да и поздно уже — он все равно уже рядом.

— Привет, Тема!

— Здорово, Валера!..

С Валерой Мищенко мы познакомились еще по пути из Москвы в Фергану. Внешне он особо не выделялся — был невысок, коренаст, с большой круглой головой и упрямым лбом, из-под которого смотрели темные, немного настороженные и колючие глаза. Необычным был разве что голос — глубокий и хриплый, не совсем подходивший восемнадцатилетнему пацану. Но что действительно выделяло Валеру — какая-то исходившая от него внутренняя энергия, спокойная и очень мощная. Он не был разговорчив, но то немногое, что говорил, было каким-то по-мужски веским. Уже в Фергане, попав в одно отделение, мы сошлись ближе. Мы не были друзьями — в Фергане не успеть было ими стать. Не было на это ни сил, ни времени. Тем не менее, отношения складывались хорошие. Меня подкупала его основательность и уверенность в себе. А он, вероятно чувствуя это, относился ко мне несколько покровительственно, но по-доброму. Собственно, так было у Валеры почти со всеми, поскольку, оказавшись в одном отделении, мы узнали, что он старше нас на год (а в 18 лет это много) и, что особенно важно, что он женат и у него уже есть ребенок. Это еще прибавило ему авторитета.

Мищенко совершенно не лез в лидеры, не стремился выделиться, но довольно быстро стал одной из заметных фигур во взводе. Его так же гоняли и изводили, так же старались унизить, как всех нас. Но, казалось, все это действует на него гораздо меньше, чем на остальных. Во всяком случае, физически ко времени отправки в Афганистан Валера уже совершенно пришел в себя. Да и в целом выглядел куда более уверенным, чем многие из нас. Именно это, да еще то, что на гражданке он занимался карате, и предопределило, что при распределении в Гардезе он сам попросился и был без вопросов зачислен в разведроту.

Уже в следующие дни, встречаясь с нашими пацанами, попавшими в разведку, мы узнали, в какой ад они угодили. Избивали их еще сильнее нашего (хотя, казалось, куда уж сильнее). Но самым тяжелым был не мордобой, а то, что с первых же дней из них стали делать «волков». Из Ферганы нас привезли в ботинках, а в бригаде летняя форма — полусапожки. Сразу после прихода в роту молодых разведчиков «напутственно» отметелили и отправили по бригаде «рожать» эти самые полусапожки. «Где хотите, там и ищите. Можете своровать — воруйте. Можете снять с других — снимайте. Не важно, кто они: „молодые“, дембеля — вам должно быть по херу! Вы из разведроты, и этим все сказано».

Это рассказал нам кто-то из наших, попавших в разведроту, случайно забредший к нам в палатку. Причем рассказал, как рассказывают про умалишенных, про нелюдей. Он еще ассоциировал себя с нами, а не с ними… Но уже через несколько недель парни стали меняться. И дело не только в том, что стали они более угрюмыми, мрачными. Все больше и больше проявлялись в них результаты этой самой «психологической подготовки». «Мы — лучшие, остальные — чмыри». Тех, кто не справлялся с «заданиями», жестоко наказывали, нещадно били и чмырили, так что выход был только один — смириться и полагаться, как и требовали, только на силу и понт.