Николай Иванов - Афганский шторм

Хотел ли Борис обратно в войска? Вчера мог сразу сесть в машину и уехать с десантниками, а сегодня… Что то произошло сегодня. Даже не сегодня, конечно, раньше, но… седло кавалериста теперь ему не менее дорого, чем парашют и миноискатель. Воде мы не кланяемся, когда живем рядом с рекой, но в степи уже становимся на колени перед родником. Мы кланяемся и благодарим приют больше, чем родной дом…

– Что, раздумал? – уловив сомнение на лице старшего лейтенанта, спросил Гуськов. Может быть, и сам радуясь, что так легко и просто заканчивается встреча посреди горной дороги.

– Нет, почему же, – встрепенулся Борис. И тоже, не лыком шит, уловив облегченные нотки в голосе генерала, решил стоять до последнего уже из за принципа: поглядим, что получится. Хотя какой тут принцип: кто это после приказа самого командующего вернет его обратно? Это и при хороших временах карусель на месяцы, а тут…

Гуськов подозвал одного из полковников:

– Нам, вообще то, саперы нужны?

– Вообще то, да.

– Запиши его данные, созвонись с Москвой и Ташкентом и завтра к девяти утра решение по нему ко мне в кабинет.

– Есть. Фамилия, имя, отчество? – тут же подступил полковник к Борису, открывая блокнот.

– Это что, в самом деле может быть серьезно? – все еще не верил в происходящее Ледогоров. Это какую же судьбу надо благодарить? Что произошло в мире такого сверхъестественного, что его могут вот так, запросто, к девяти утра завтра?

Но полковник, попросив разрешения, вынул у него из ножен шашку, поигрался ею, любуясь удобством, и, так ничего и не ответив, вновь открыл блокнот на чистой странице:

– Фамилия, имя, отчество?

Необходимое послесловие.Ровно через двое суток старший лейтенант Ледогоров уже представлялся по новому месту службы подполковнику Ломакину. И первое, что потребовал с него комбат, – это снять тельняшку.

– Да я же ее специально… – не понимая и не веря в серьезность приказа, развернул было грудь Борис, но Ломакин не поддержал веселого тона.

– Снять тельняшку и… – он посмотрел на эмблемы, – и эмблемы тоже снять. У старшины первой роты получите лычки, приготовите себе погоны младшего сержанта. Только желтые. С красными лычками будут ходить настоящие сержанты.

– Товарищ подполковник, извините, но я пока ничего не понимаю, – видя, что его не разыгрывают, удивился Ледогоров.

Комбат усмехнулся то ли своим мыслям, то ли растерянному виду сапера.

– Вам надо понять пока только одно: в эскадроне решались одни задачи, у нас, десантников, немножко другие. Мне вот тоже приказали какое то время побыть старшиной. – Ломакин и впрямь достал из тумбочки погон с широкой желтой лычкой. – Я не удивляюсь, вернее, удивляюсь, но молчу и жду дальнейших указаний. Вы меня поняли?

Старшинский погон немного отрезвил Ледогорова. В самом деле, он уже не в эскадроне. ВДВ, как бы там ни было, – это все таки войска первого броска. Но куда? Не потому ли и его так быстро, просто мгновенно перевели в батальон?

– Идите принимать взвод, – отпустил его командир. – Да, может, какие вопросы есть? Кроме, конечно, новой службы, о которой, поверьте мне, я сам пока ничего не знаю.

– Вопросов нет, – пожал плечами Борис. Вот влип так влип. Да а, все эти мгновенные перемещения просто так не должны были делаться, в этом есть какая то тайна. Не хватало лишь, чтобы его не отпустили хотя бы на полдня в эскадрон, Оксана приедет из отпуска только завтра. Надо отпрашиваться сейчас. – Вот только… Товарищ подполковник, мне нужно хоть на несколько минут заскочить к себе в эскадрон.

– Теперь когда-нибудь в другой раз, – сразу же отрицательно покачал головой комбат. – Когда-нибудь… – повторил он задумчиво. – Со вчерашнего дня батальон на казарменном положении, выход за пределы лагеря и солдатам, и офицерам запрещен.

– Да я могу и ночью, не днем… – начал Борис, но смолк под насмешливым взглядом Ломакина. В самом деле, для боевой готовности времени суток не существует. Как же быстро все это выветрилось у него из памяти. Но Оксана-то будет его ждать…

3 июля 1979 года. ТуркВО

Единственным человеком, кому разрешили-таки покинуть расположение лагеря, был сам подполковник Ломакин. Третьего числа после обеда за ним заехали на «уазике»: срочно в кабинет комдива.

Однако за столом командира сидел Гуськов, комдив стоял у окна, опершись спиной о высокий подоконник.

– Как настроение, Василий Иосифович? – вместо приветствия поинтересовался замкомандующего.