— Сотни миллионов?! — недоверчиво переспросил Губерман. — Весь знаменитый Самотлор дает всего сто двадцать миллионов тонн в год. Вы не спутали?
— Нет. Я два раза перечитывал расшифровку этого разговора. Потому что подумал: в этом вся жизнь, люди говорят о грандиозных планах на будущее, а бомба уже отсчитывает последние секунды. Речь шла именно о сотнях миллионов тонн.
Могло это стать толчком к нашему сюжету?
Губерман кивнул:
— Да. И не только к нашему… И Розовский об этом знал! Точно!
— Почему вы в этом уверены? — спросил я.
— Он присутствовал при переговорах Назарова с немецкими банкирами. И ни слова не сказал о патенте. Ни полслова! Теперь понятно, почему он был в такой панике!
— Он и сейчас в панике, — проговорил Док. — Когда вы ушли на свидание… ну, с нашим общим знакомым из отеля «Малага»… часа через полтора включился «голосовик» — «жучок» на дубе выдал импульс. Разговаривали Назаров и Розовский… — Я видел, как они разговаривали, — подтвердил я. — В стереотрубу, из отеля.
— Но не слышал о чем.
— Как я мог слышать?
— Тогда послушай. Вам, Ефим, это тоже будет интересно… Док перемотал пленку на магнитофоне и включил воспроизведение. Послышались веселые мужские голоса, говорившие по-гречески или по-турецки, громкий плеск воды.
— Это турки, ребята из охраны, купаются, — объяснил Док. — Сейчас, секунду… Голоса стихли, в динамике раздался легкий металлический щелчок. Пошла запись:
" — Опять бессонница?.. Фима говорит, что тебе нужно надраться до поросячьего визга и как следует поматериться, облегчить душу… Может, сейчас и начнем?
— Сядь и не мельтеши.
— Что ж, придется одному… Будь здоров, Аркадий!
— Ты слишком много пьешь.
— Разве?
— Что с тобой происходит?.. Да кури, черт с тобой, только отсядь подальше!.. Ну? Я спросил: что с тобой творится?
— А с тобой? С тобой ничего не творится?.. А со мной творится. Да! И ты прекрасно знаешь что!
— Что?
— Ты хочешь, чтобы я произнес это вслух? Изволь. Я боюсь. Мы в смертельной опасности. Мы с тобой работаем тридцать лет. И в таком положении не были ни разу!
— Это ты не был. А я был.
— Тебе этого мало?.. Послушай, Аркадий. Мы должны немедленно уехать.
Исчезнуть. Я все продумал. У нас есть прекрасные, надежные документы. Мы наймем катер и переплывем в Бейрут. Оттуда улетим в Нью-Йорк. Это огромный город, там полно русских, никто на нас даже внимания не обратит. Там можно скрываться годами. И телекоммуникационная сеть такая, что можно управлять делами, не боясь расшифроваться. И без всякого ущерба для нашего бизнеса! Поверь, это идеальный вариант!
— Нет.
— Не хочешь в Нью-Йорк? Ладно — в Берлин, в Сингапур, в Сидней. Только скажи — куда?
— Я тебе уже говорил. Никуда. Мы не сдвинемся с места, пока все не выясним.
— Когда?! Когда мы все выясним?!
— Вопрос к Губерману. Этим занимаются его люди.
— Да нас же размажут по стенам, как этих семерых на вилле «Креон»! Неужели это до тебя не доходит?!
— Усиль охрану.
— У нас и так уже десять человек! Да хоть полк нагони! Ты что, не понял, с кем мы имеем дело? Это не просто убийцы, это настоящие профи! Ну что ты пожимаешь плечами, будто речь идет не о твоей жизни?!
— Если они такие профи, нам и в Сингапуре от них не скрыться. А если так, нечего и дергаться.
— Тебе плевать на свою жизнь? Так подумай хотя бы об Анне! Если тебя убьют, кто будет заботиться о ней? Кто будет оплачивать счета за ее лечение?
— Ты.
— Ха! Спасибо за доверие. Но боюсь, что в очереди к вратам небесным я буду стоять сразу за тобой. Или даже впереди тебя.
— Тебя не убьют.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Я думал обо всем этом… Ефим прав. Здесь не политика. Здесь — нефть. Я должен был понять это раньше!
— Ну так и продай им этот проклятый патент! Я тебе сразу об этом сказал!
Вспомни: я с самого начала был за то, чтобы заключить с ними сделку! Не так, скажешь?
— Так. Поэтому тебя не убьют.
— Ты… Почему ты так говоришь?
— Они знают твою позицию. Мы, собственно, и не скрывали наших разногласий.
Это была самая главная наша ошибка. Если меня убьют, ты продашь им патент. В этом и есть их расчет.
— Ты с ума сошел. Ты подозреваешь меня в предательстве?
— Я просто констатирую факт… Ну что ты вскочил? Сядь, ради Бога!.. У меня и в мыслях не было тебя в чем-то подозревать. Что ты, Борька! Мы тридцать лет вместе. Ты — один из очень немногих близких людей, которые у меня остались. Я часто был к тебе несправедлив. Орал на тебя, обзывал трусом… — Это была не трусость, а осторожность.
Читать дальше