Андрей Таманцев - Их было семеро…

— Да, конечно. Поверь, мне очень стыдно. Если бы люди заранее знали об утратах, они жили бы совсем по-другому. И к Анне я был часто несправедлив. И к Сашке… — Ты их любил. И они это знали.

— Тебя я тоже люблю. И хочу, чтобы ты это знал.

— Спасибо, Аркадий. Я это знаю… И очень ценю…"

"Боже милостивый! — мелькнуло у меня в голове. — Сейчас он его поцелует!

Неужели посмеет?!."

" — Налей и мне… Давай выпьем за нашу дружбу. За тебя, Борька!

— За тебя, Аркаша!..

— Царица ночь!.. В странном мы месте, а? Там — Эллада. Там — Иудея. И пустыня египетская, по которой Моисей сорок лет водил свой народ, чтобы вытравить из него рабство… А для нас этот путь еще впереди.

— Для нас? Кого ты имеешь в виду?

— Да всех нас. Россию… — Извини, Аркадий, что опускаю тебя на грешную землю. Но нужно что-то решать. И немедленно. Предлагаю продать патент. Они и тогда предлагали за него хорошие деньги. А сейчас заплатят вдвое и даже втрое. Ситуация для них крайне острая. Акции тюменских компаний упали до минимального уровня. Если ты обнародуешь свой проект, Самотлор и вся Западная Сибирь уплывет из их рук. Они заплатят столько, сколько ты скажешь. Они не будут торговаться.

— Нет.

— Но это же колоссальные деньги! Конечно, можно получить в десятки раз больше, если самим внедрять установку. Но вспомни, сколько нужно вложить! Сотни миллионов долларов! И потом ждать отдачи не год и не два! А так ты получаешь все сразу и без всякой головной боли!

— Нет.

— Но почему?! Можешь ты объяснить почему?!

— Ты сам знаешь, что они сделают с патентом.

— Да пусть делают что хотят! Нас это уже не будет касаться! И главное: нас оставят в покое! Все равно ты не сможешь сам реализовать проект. Тебе придется вложить в него все до последнего цента! И все равно не хватит! А иностранные инвесторы не дадут ни копейки. Ты слишком опасный партнер. А Россия сейчас не та страна, в которую умные люди вкладывают деньги. Неужели и это тебя не убеждает?

— Нет.

— Послушай, Аркадий… Я понимаю, ты не можешь простить им Сашку… Но вспомни, ты же сам всегда говорил, что в политике и в бизнесе нет места эмоциям!

— Я ошибался.

— Ну, знаешь!.. Все. Сдаюсь. Выхожу из игры. Ты поставил на своей жизни крест, а мне это ни к чему. Я еще хочу спокойно пожить. Хватит с меня. Уеду на какие-нибудь Канары или Бермуды и даже телевизор не буду включать. Извини, Аркадий, но я уезжаю.

— Твое право. Распорядись, чтобы твои деньги перевели на счет в Женеву.

Свою долю ты знаешь. Допуск к счету у тебя есть.

— И ты больше ничего мне не скажешь?

— Скажу. Хорошо, что мы успели выпить за нашу дружбу. Спокойной ночи, Борис.

— Спокойной ночи, Аркадий…"

«Стоп».

Некоторое время в гостиной моего апартамента царило молчание.

— Ну, Иуда! — пробормотал Артист. Губерман вынул из кармана радиопередатчик.

— Я Первый, вызываю «Эр тридцать пять»! Прием!.. Первый вызывает «Эр тридцать пять»!.. Я Первый, я Первый. «Эр тридцать пять», ответьте Первому!

Прием!..

— Спят, наверно, — заметил Боцман. — Шесть утра, самый сон.

— Я им посплю! Вахтенный должен дежурить!.. Первый вызывает «Эр тридцать пять», я Первый, я Первый, прием!..

— Я «Эр тридцать пять», — отозвались, наконец, с буксира. — Слышу вас, Первый. Прием.

— Передать всем. Наблюдение с «Трех олив» снять. Двое — на внешнюю охрану виллы. Двое — в наружку. Объект — Розовский. Как поняли?

— Понял вас, Первый. Объект Розовский.

— Глаз не спускать. Иметь при себе документы, деньги. Следовать за ним, куда бы ни уехал или ни улетел. Держать со мной связь. Обо всех контактах докладывать.

— Ясно, Первый, все ясно.

— Конец связи! Губерман убрал рацию.

— Где вы взяли буксир? — поинтересовался я.

— Специально арендовали. Очень удобно. И внимания не привлекает. И всегда под рукой. — Он кивнул на магнитофон:

— Что скажете?

— "Они". «Им». Кто эти «они»?

— Об этом нужно спросить у Назарова. Или у Розовского.

— Я не стал бы спрашивать у Розовского.

— Я и не собираюсь… — Губерман ткнул сигарету в переполненную пепельницу и долго протирал очки. Потом надел их и сокрушенно покачал головой:

— Понятия не имею, как я обо всем этом буду рассказывать шефу. Это будет для него сильный удар. Они дружили больше тридцати лет.

— А вы и не рассказывайте, — посоветовал я. — Предоставьте это мне.

— Он задаст вам вопрос «Кто вы?», — предупредил Губерман. — И вам придется на него ответить.

— Я постараюсь.

Когда Губерман ушел, я открыл настежь все балконные двери, чтобы вытянуло дым, — крепко накадили Губерман с Доком. В низких лучах солнца серебрились узкие листья олив, окружавших пансионат. Пахло сосновой хвоей, еще чем-то пряным, будто корицей. Может, эти кустики внизу и в самом деле были корицей, откуда мне знать, корицу я видел только в жестяной баночке на кухне у Ольги.