Андрей Таманцев - Их было семеро…

— Если все так, для чего вообще эта операция с перемещением? Почему бы просто не объяснить все это самому Назарову? Может быть, это его убедит добровольно вернуться в Москву?

— Объясните. Ничего не имею против. Это было бы идеальным решением.

— Вы прекрасно понимаете, что это должен сделать не я.

— А кто? Сам президент?

— Или человек, достаточно близкий к нему.

— Не уверен, что такой человек согласится лететь на Кипр для переговоров с Назаровым. И не очень уверен, что эти переговоры могли бы кончиться успехом.

— По-вашему, Назаров будет сговорчивей, если мы привезем его со связанными руками и ногами и с кляпом во рту?

— Послушайте, Пастухов, — проговорил Волков, — мы не о том сейчас говорим. Я имею определенные указания и обязан их выполнить. Обсуждать последствия этой акции — не в моей компетенции. И не в вашей. Давайте в этих рамках и вести разговор. У вас есть конкретные вопросы?

У меня были конкретные вопросы. И не один. Но я понял, что он будет отвечать на них так же. Поэтому сказал:

— Нет.

— В таком случае давайте обсудим размер вашего гонорара за эту работу, — предложил Волков.

— По пятьдесят тысяч баксов каждому, — сказал я. — Плюс все расходы.

— Вы сможете обосновать эту цифру?

— Вам кажется, что это слишком много?

— Я сейчас не говорю о том, много это или мало, — возразил Волков. — Я хочу понять, откуда она взялась. Просто потому, что это красивая круглая цифра, или еще почему?

— Если мы попадемся на этом деле, все или один из нас, то получим по двадцать лет тюрьмы. Наши семьи должны будут на что-то жить. Пятьдесят тысяч на двадцать лет — это чуть больше, чем по миллиону рублей в месяц. Не ахти что, но прожить можно.

— В вашем обосновании мне больше всего не нравится слово «если», — заметил Волков.

— Если бы вы знали, как оно не нравится мне! — ответил я. — Но мы должны считаться с этой возможностью.

— Мы уже заплатили двести тысяч долларов за лейтенанта Варпаховского, — напомнил он.

— Вы заплатили не нам. Вы просто оплатили его работу в Чечне. И гораздо дешевле, чем она стоит. Кстати, вы вышибете его из армии так же, как нас?

— Нет. Он будет уволен по состоянию здоровья.

— И на том спасибо, — сказал я.

Волков ненадолго задумался, потом спросил:

— Как я понимаю, вы не даете мне выбора?

— Нет.

— Что ж, я вынужден согласиться. Пятьдесят процентов сейчас, пятьдесят — после завершения операции. Мы откроем для вас валютные счета в Сбербанке.

— Никаких Сбербанков, никаких счетов, никаких пятьдесят процентов. Все — вперед и наличными.

— Вы не доверяете мне?

— Конечно, нет. Если бы я имел с вами дело как с частным лицом, я бы подумал, как ответить. Но вы — представитель государственного учреждения. А сейчас в России госучреждениям доверяют лишь последние идиоты. И их становится все меньше.

На этот раз он думал чуть дольше. Наконец кивнул:

— Я вынужден согласиться и с этим. У нас есть еще невыясненные проблемы?

— У меня нет.

— И у меня нет. — Он встал. — Желаю удачи.

— Вам тоже, — сказал я.

Голубков вышел его проводить, его не было минуты четыре. Видимо, Волков давал ему какие-то цэу. Потом полковник вернулся.

— Крепко ты его взял за горло, — отметил он, и неясно было, чего больше в его тоне — одобрения или осуждения.

— Надеюсь, — ответил я.

— А как он отвечал на твои вопросы, а?

— Ни одному его слову не верю!

— Да? Ну-ну! — неопределенно отозвался Голубков и как-то словно бы искоса, с интересом посмотрел на меня. И вновь я не понял, одобряет он или осуждает мои слова. — Ладно, Пастух, отдыхай. Смотри телевизор, а еще лучше — спать пораньше ложись. Машина за тобой придет в пять утра. Ключ от входной двери у водителя есть. Когда соберешь ребят, дашь мне знать. Встретимся здесь — Как я с вами свяжусь?

— Водитель знает. Спокойной ночи, Серега.

— Спокойной ночи, Константин Дмитриевич… Когда он ушел, я вытащил записную книжку и подсел к телефону. Нужно было вызвонить Артиста, Муху и Трубача, чтобы завтра не тратить на это время. Но в трубке стояла мертвая тишина — телефон был отключен. Я сунулся было позвонить из уличного автомата, но дверь была заперта и не отпиралась изнутри. Мощная дверь, динамитом ее только и возьмешь. Крепкие решетки на окнах. Однако! Я к Кипру даже на метр не приблизился, а уже сидел в тюрьме. Что у них за порядки такие?

А и хрен с ними, решил я. Пощелкал кнопками телевизора, но глазу не за что было зацепиться. Поэтому плюнул на развлечения, залез под душ, а потом завалился на одну из кроватей в большой комнате. Все-таки встал я сегодня с петухами, а завтра предстоял хлопотливый день.