— Я даже на работу ездить не стану. Буду ходить пешком.
— За Картера или за Рейгана?
— Буду кататься только по выходным.
— Потому что, если у тебя нет планов на вечер, пойдем со мной послушать сына Рейгана.
— Винс. Подожди. Это же не «Феррари» какая-нибудь, не «Порше».
— Клэй. Это неудачная мысль.
— Пожалуйста, Винс. Я больше ни о чем не попрошу. Какой прок в таких деньжищах, если их нельзя тратить?
Еще о Клэе. Его жена умерла два года назад. Аневризма. Скоропостижно. Встала, чтобы приготовить Клэю завтрак. Он нашел ее в кухне. Она лежала, как бесформенная куча белья Поэтому Клэй стал приходить по утрам в магазин пончиков, где и разговорился с Винсом. Винс заметил в нем одну особенность: Клэй будто знал, что лучшая часть его жизни позади.
Винс смотрит в сторону центра города. Отодвигает буклет.
— Послушай, Клэй. Время не подходящее. Подожди месяц-другой, тогда и поговорим опять. Лады?
Клэй не отвечает, забирает буклет и, пряча его, смахивает со стола несколько картофельных стружек. Не успевают они долететь до земли, как у его ног начинается ожесточенная птичья борьба.
Сын Рейгана напоминает бухгалтера средних лет — респектабельность именно такого сорта, несмотря на пальто и галстук. Он стоит на сцене ресторанного зала, а вокруг за столиками сидят человек восемьдесят и будто ждут выступления артиста в ночном клубе — какого-нибудь юмориста или пародиста, изображающего Фрэнка Синатру. Именно за этим приехал сын Рейгана — выступать. Винс представляет, как он проделывает это неделя за неделей, объезжая захолустные городки, вроде Спокана, штат Вашингтон, и внушает людям свои ультраконсервативные принципы, пока его папочка пытается выглядеть умеренным по телевизору. Совершенно очевидно, что его отправили сплотить войска для папаши.
«…время вырвать нашу страну из лап либеральных теплых антиамериканских сил, которые захватили власть. Пришло время вернуть себе положение мирового лидера. Пришло время отправить в Белый дом человека, способного бесстрашно противостоять коммунистам, социалистам, сторонникам легализации абортов, насильникам и аятолле Хомейни. Пришло время!»
Зал взрывается аплодисментами, свистом, одобрительными криками. Винс обводит взглядом воодушевленные белые лица. В противоположном углу светловолосая красавица Келли сидит рядом с моложавым, коротко стриженным мужчиной с квадратной челюстью и пышными баками, явно пребывающим в полном согласии с собой — тем самым, как догадывается Винс, Аароном Гребби, кандидатом в законодательное собрание штата, о котором она говорила. Они не держатся за руки и вообще ничего такого не делают, поэтому Винс не может определить, есть ли между ними что-то. Когда Гребби аплодирует, Винс замечает у него на безымянном пальце широкое кольцо. Келли встречается взглядом с Винсом и хмурится, словно показывая, что Майкл Рейган не оправдал ее ожиданий. Потом косится на женщину рядом с Винсом и поднимает брови в немом одобрении: «Так держать, Винс. Она ничего».
Винс поворачивается к Бет, которая улыбается еще с тех пор, как он разыскал ее у нее же дома и заплатил ей, чтобы она пошла с ним на встречу с отпрыском Рейгана. Она действительно ничего в этом узком голубом платьице — наряде агента по продаже недвижимости, — открытом сверху, с пышными кружевными рукавами, один из которых почти закрывает ее гипс. Ее накидка висит на спинке стула.
«…гордиться Америкой. Гордиться нашими товарами, вооруженными силами, фермерами и рабочими. Гордиться нашим Богом. И все мы едины в нашем презрении к миротворцам и сторонникам мягких мер, радикальным экологам и атеистам…»
Между энергичными овациями Гребби наклоняется к уху Келли, что-то шепчет ей, она сдержанно кивает. На ней красный свитер и прямая черная юбка. Когда она скрещивает ноги, Винс видит, как двигаются мышцы бедер под тканью, и боится, что кто-нибудь услышит его сдавленные стоны.
«…балуя и ублажая преступников всех мастей, и страх торжествует в наших городах. Но позвольте мне сказать всем этим насильникам, фальшивомонетчикам, хиппи, социалистам и порнографам, тем, кто ненавидит эту страну: ваши дни сочтены. Вы, кто живет за счет нашей благосклонности, кто переполнил чашу терпения, кто ниспроверг саму суть Америки, кто…»
Гребби кладет руку на подлокотник, и Винс замечает, что Келли делает то же самое. Ему не видно, но он представляет, как их ладони встречаются и сжимают друг друга. Через секунду Гребби снова наклоняется и что-то шепчет ей на ухо. Келли качает головой, отдергивает руку и хмурится.
Читать дальше