Сергей Донской - Туманный вирус

— Ствол, — сказал Курбатов, уже не улыбаясь.

Арман взялся за рукоятку пистолета и посмотрел на него. Курбатов медленно качнул головой: не советую. Второй пистолет лег рядом с первым.

— Мы пойдем? — спросил Мустафа.

Кровь отхлынула от его лица, и оно сделалось белее, чем лицо напудренной гейши.

— Попробуйте, — сказал Курбатов.

Переглянувшись, Арман и Мустафа встали.

— Кру-гом, — скомандовал Курбатов.

Эйфория, охватившая его, пьянила. Он забыл о жаре и о том, что несколько минут назад был готов сдаться на милость победителя. Одержанная им победа вселяла уверенность в том, что очень скоро его мечта сбудется. А потом хоть трава не расти.

Глядя в спины казахов, Курбатов взял пистолет Мустафы и негромко свистнул. Они уже успели сделать несколько шагов в направлении автомобиля и, наверное, начали благодарить Аллаха за чудесное спасение. Но этой ночью их судьбами распоряжался не Аллах.

— Счастливого пути, — сказал Курбатов, прежде чем сделать несколько выстрелов подряд.

Арман упал сразу, а Мустафа еще некоторое время пытался преодолевать притяжение земли, шатаясь, как пьяный. Курбатов выстрелил еще раз.

Он не сразу понял, что означает резкий посторонний звук, нарушивший ночную тишину. Это третий комитетчик, включивший зажигание, выруливал с обочины на дорогу, чтобы дать деру.

— С-сука!

Курбатов нажал спусковой крючок раз, другой. Магазин был пуст. Пока он схватил второй пистолет, автомобиль успел умчаться слишком далеко, насмешливо мигая рубиновыми огоньками.

— Сука, — уже не выкрикнул, а выдохнул Курбатов и таки сбил горлышко ампулы.

Его знобило. Ему срочно требовались антибиотики.

Он не знал, как далеко ушел от дороги и от двух трупов, бессмысленно глядящих в небо. Он не знал, сколько времени прошло с тех пор, как, устав идти, он рухнул на землю, сам похожий на мертвеца. Но, когда он открыл глаза, небо было не черным, а сиреневым, а в нем носились беззаботные птахи, свистя о том, как прекрасна жизнь. Но разбудили Курбатова не они. Разбудило его лошадиное фырканье.

Сначала он решил, что характерный звук ему лишь померещился, а уж потом, когда фырканье повторилось, нехотя открыл глаза.

Неподалеку перетаптывались две низкорослые лошадки с восседающими на них мужскими фигурами.

— Кала калакай, менын балапан? — насмешливо крикнул один из всадников. Это означало: «Как поживаешь, мой цыпленок?», и, хотя Курбатов этого не знал, он примерно угадал смысл услышанного.

— Жаман, — ответил вместо него второй всадник. — «Плохо».

Улыбка протянулась через всю его круглую желтую физиономию, чуть ли не от уха до уха. Если бы молодой казах улыбнулся хоть немного шире, его голова развалилась бы пополам, как гнилая дыня. Задорные косые глаза без ресниц тоже смеялись, а руки деловито передергивали затвор винтовки.

— Иди сюда, — велел он. — Живо.

— Цып-цып-цып, — захихикал второй казах, вооруженный самодельной пикой, сооруженной из длинной палки, к которой был примотан нож с костяной рукояткой.

— Ты глухой, да? — рассердился юноша с винтовкой.

Нагайка, которую он держал в свободной руке, отправилась за голенище сапога. Приклад винтовки уперся в плечо.

— Встаю, — крикнул Курбатов и потянулся за оружием, но напрасно он это сделал.

Оружием успели завладеть степные пираты, пока он валялся без сознания. Его обыскали, деловито избили, швырнули поперек седла и повезли. Лежа на животе, он смотрел на чужую землю, проплывающую перед глазами, и гадал: закопают ли его, после того как убьют, или бросят валяться в степи?

Курбатов зажмурился. Его голова свесилась, словно неживая, и болталась из стороны в сторону в такт мерной лошадиной поступи. Ему было худо. Так худо, что хоть помирай. Но это означало отказаться от мести. Вариант совершенно невозможный для Курбатова. Он знал, что каким-то образом выберется из этой передряги. Та сила, которая до сих пор помогала ему, не могла оставить его в столь ответственный момент.

Его привезли во двор дома, который, несомненно, воспринимался местными жителями как самый настоящий дворец. Дом был каменный, с пристройкой из круглого леса, очень ценного в местах, где заурядному человеку и гроб-то смастерить не из чего. Под плоским навесом во дворе размещалась летняя кухня со столом на пару десятков едоков и большим казандыком — старинным казахским очагом, слепленным из глины. Здесь пахло курдючным салом, а в медном казане на огне бурлил прозрачный жир, в котором плавали поджаристые манты. Слева к кухне примыкал гараж на два автомобиля, а за ним, скрытые от посторонних глаз, лепились хозяйственные постройки, смахивающие на кошары для овец.