Сергей Донской - Туманный вирус

— Не бойся, русак, убивать не станем, — успокоили его. — Будешь хорошо работать, напоим, накормим…

— Любить тебя будем, — захохотал дерганый юнец, от которого за версту несло анашой и диким зверем.

В дальнем конце подворья, между отхожим местом и мусорной ямой, находилась утоптанная площадка. На ней Курбатов увидел три дощатых сооружения, напоминающие большие собачьи будки, и плохо отесанные столбы, врытые в землю. Не веря своим ушам, он услышал, что будет здесь жить и что завтра его поведут копать арык вместе с двумя другими рабами, которые сейчас вкалывали.

— А пока отдыхай, — сказал казахский богатырь.

Знакомиться с товарищами по несчастью, которых привели вечером, Курбатов не стал. Не полез он и в конуру, застеленную отвратительным тряпьем, провонявшим мочой, кишащим паразитами. Не прикоснулся он и к мерзкому вареву, «поданному на ужин», то есть вылитому в миску, стоящую возле будки. Но сама алюминиевая миска его заинтересовала.

Когда стемнело и двор опустел, он занялся тщательным исследованием цепи, на которую был посажен. Тяжеленная, выкованная из стальных заготовок толщиной в палец, она, как и все в этом мире, оказалась на проверку не без изъяна. В одном месте сцепка звеньев была нарушена: когда-то ее чинили, и то звено, которое восстанавливали с помощью молотка или кувалды, сжималось не так прочно, как остальные. За него-то и взялся Курбатов, используя в качестве рычага край алюминиевой миски. Загоняя его в зазор звена, он шатал миску, стараясь расширить зазор.

Из соседней конуры за ним безучастно наблюдал чудовищно худой, невероятно грязный таджик. По-русски он не понимал, но при виде угрожающе сжатого кулака поспешно уполз в свою будку. Оставшись один, Курбатов продолжил работу.

С цепью пришлось повозиться долго, потому что он ослаб от голода и высокой температуры, сжигающей его изнутри. Иногда хотелось просто лечь, уснуть и не просыпаться больше, но ненависть была сильнее усталости, она была для Курбатова даже важнее жизни.

«Врете, чурки узкоглазые, — бормотал он, возясь с неподатливым звеном цепи. — Не все готовы вам подметки лизать. Рановато вы решили, что на русских можно верхом ездить. На нас где сядешь, там и слезешь».

За два часа до рассвета он освободился и, придерживая на плече обрывок цепи, свисающей с ошейника, исчез в ночи.

Затаив дыхание и следя за Султанбаевым желтоватыми глазами, Председатель Комитета Национальной Безопасности Казахстана ждал реакции на свое сообщение. От этого зависело многое. От этого зависело все. Жизнь Шухарбаева висела на волоске.

Знает или не знает — вот в чем состоял вопрос, едва умещавшийся не только в черепной коробке Шухарбаева, но и в его грудной клетке. Вопрос, занимавший его целиком, от плешивой макушки до ороговевших пяток.

Минувшей ночью, когда выяснилось, что сотрудники комитета не справились с заданием, Шухарбаев всерьез подумывал о самоубийстве. Курбатов перехитрил их и ушел, явно намереваясь довести задуманное до конца. Это означало, что смертоносные бактерии все же будут распылены над столицей. Но смысла в этом Шухарбаев уже не видел. Пока с ним были рядом генералы Омаров и Умурзаков, он еще мог надеяться совершить бескровный военный переворот. Но, оставшись без поддержки армии, Председатель КНБ скис. Все пошло наперекосяк.

Султанбаев решительно не собирался уходить со своего поста, и было уже ясно, что он не сделает это добровольно даже в том случае, если вымрет все население Казахстана. Со своей стороны, фанатик Курбатов шел к цели напролом, похоже, нисколько не заботясь о том, чем это закончится.

Шухарбаев знал, чем. Катастрофой.

При любом раскладе главным виновником гибели соотечественников станет он сам, хоть взойдя на трон, хоть оставшись на нынешнем посту. Возможности современной разведки неограниченны. Рано или поздно кто-нибудь докопается до правды, и тогда Шухарбаеву не будет спасения ни в какой, даже самой отдаленной точке земного шара.

Манипулируя генералами, он собирался сделать козлами отпущения их. Это выглядело так просто. Допустим, Омаров бы застрелился, а Умурзаков повесился, не выдержав угрызений совести. Оба оставили бы предсмертные записки соответствующего содержания. Зная виновников трагедии, общественность прокляла бы их имена и забыла о случившемся, как забывают люди катастрофы, войны, жуткие теракты, проводящиеся спецслужбами против своих же соотечественников.