Сергей Донской - Туманный вирус

«Взорвется или нет? — билась в черепе тревожная мысль. — Взорвется или нет?»

— Ну, — прошептал Белов, глаза которого заслезились от того, что он забыл мигать, — давай, выравнивайся и садись… Садись, падла! Садись, тварь!!!

Заклинание сработало.

После жесткого удара о землю Курбатов не поддался искушению провалиться в бездонный колодец забытья, а заставил себя вынырнуть из темноты. Каким-то чудом ему удалось совершить посадку. Но от удара мотор заискрил, и маленькие язычки пламени лизали морду «кукурузника», чадя сгорающей краской.

«Если рванет, хана», — подумал Курбатов, выбираясь из кабины. Противогаз он не снял, а потому едва не свалился, потому что видимость сквозь мутные стекляшки была отвратительной. Голова шла кругом, земля кренилась то вправо, то влево. Шагая по этой кренящейся земле, он старался как можно дальше и быстрее убраться от дымящегося самолета.

Его подташнивало, язык стал липким, а в голове стоял такой туман, что мысли в нем совершенно перемешались и спутались. Сквозь эту муть, как во сне, доносился какой-то свистящий гул.

Все громче и громче, все ближе и ближе.

Курбатов оглянулся, увидел надвигающуюся махину вертолета и упал на четвереньки, накрыв голову руками. Это стало последней ошибкой в его жизни.

Казалось, вся степь содрогнулась, когда девятитонная туша вертолета ударилась об землю, вминая в нее маленькую человеческую фигурку. Подавившись собственными внутренностями, Курбатов перестал дышать.

Вертолет развернуло на девяносто градусов, так, что он едва не задел хвостом искалеченный «кукурузник». В лицо Белову полетели куски стекла, пластмассы, фрагменты приборов с телепающимися обрывками проводов. Затем от корпуса оторвался несущий винт, все пять цельнометаллических лопастей которого бешено вращались на лету. Со свистом вспарывая воздух, этот исполинский волчок диаметром в двадцать один метр улетел куда-то к чертовой матери. Лишь пропеллер на хвосте продолжал вращаться, издавая пронзительный свист вышедшей из повиновения электродрели.

Отклеившись от сиденья, залитого липкой кровью, Белов прихватил хладоновый огнетушитель, показавшийся ему огромным и неподъемным. Тем не менее он как-то справился с баллоном и сумел выволочь его наружу. Дальше дело пошло хуже. Ему никак не удавалось поднять или подтащить огнетушитель к самолету. Ранение давало себя знать все сильнее.

Теряя сознание, Белов обнаруживал себя на прежнем месте между дымящимся «кукурузником» и пока не вспыхнувшим, но вполне могущим рвануть вертолетом. Тогда он брался за проклятый огнетушитель и вновь окунался в омут беспамятства.

Так повторялось семь или восемь раз, а может, все семьсот восемьдесят. Наконец, очнувшись, он обнаружил, что его несут куда-то на носилках.

— Взрыва не было? — спросил он, дивясь тому, как тихо и слабо звучит его голос.

— Не было, не было, — успокоил его семенящий с носилками казах. — Потушили.

Белов поманил его пальцем.

Носилки остановились, казах склонился над Беловым.

— Что?

— К самолету… никого не подпускать… там смерть.

— Милиция уже оцепила. Сам министр МВД приказал.

— Он здесь?

— Здесь, здесь, — произнес голос Мухамбекова, и его силуэт заслонил от Белова солнце. — За твоими подвигами велось наблюдение. Ну, ты дал. Уважаю. Проси, чего хочешь.

— Поляну, — прошептал Белов.

— Что-что? — не расслышал Мухамбеков.

— Поляну… накрыть… вы обещали…

Прежде чем окончательно отключиться, он услышал хохот министра МВД и успел улыбнуться сам.