Сергей Донской - Туманный вирус

Шухарбаев вернулся к своей картине — единственной вещи в этом мире, которая представляла для него подлинную ценность. Паника, охватившая его, улеглась. Не зря он всю жизнь посвятил секретной службе, где, как говаривал родоначальник чекистов, важны чистые руки, горячее сердце и холодная голова. Руки за годы работы испачкались, сердце поизносилось и утратило молодой пыл, зато голова была в порядке и сидела пока что на плечах обладателя.

Итак, размышлял Шухарбаев, что мы имеем? Мы имеем змеиное гнездо, все обитатели которого разнесены в клочья. Подтверждением тому были спутниковые снимки, сделанные с помощью сверхмощных объективов ночного видения. Шухарбаев видел их собственными глазами и не сомневался, что от генеральского дома камня на камне не осталось. Это означало, что Умурзакова и Омарова вместе с их охранниками разнесло на клочки. Таким образом, главе нацбезопасности Казахстана ничего не мешало провозгласить это своей заслугой. Он вычислил участников заговора и беспощадно уничтожил их, о чем будет доложено президенту, как только Мустафа и его люди ликвидируют Курбатова. Конечно, были и другие пособники преступников, но все они умолкли навсегда стараниями московского гостя по фамилии Белов.

Вот оно, решение проблемы, единственная возможность выйти сухим из воды и даже заслужить благодарность Султанбаева! А президентский трон… шайтан с ним. Шухарбаев и без него проживет, пока есть высокий кабинет с любимой картиной на стене и душистой травой, веселящей душу.

Впервые за долгое время улыбнувшись, Шухарбаев пошел за своей заветной трубкой.

Ночная степь — это когда вокруг темным-темно, а где-то вдали, у самой кромки горизонта, мерцают еле видимые огоньки, до которых дальше, чем до звезд над головой. Среди звезд одна движется — рубиновая. Это самолет, в котором дремлют люди, даже не подозревающие о твоем существовании. Еще на небе висит желтый серп месяца. Само небо выпуклое — исполинская черная чаша, накрывшая плоскую землю. Ни деревца, ни оврага, ни камня. Лишь голая ровная степь, которой ни конца ни краю. Жить здесь почти то же самое, что умереть. Но помирать было рановато.

Курбатов закашлялся, отстраненно прислушиваясь к хрипу в своей простуженной груди. Воспаление легких? Пустяки. Он уже несколько дней страдал от жара и кашля, но научился обходиться подручными средствами. Потом, когда все будет позади, он вылечится окончательно, а если нет, то и ладно. Главное сейчас — довести начатое до конца. Пусть мама с папой порадуются хотя бы на том свете. А потом можно и к ним в гости. Хотя, если священники не врут, то место Курбатову уготовано где-нибудь в низших кругах ада. Интересно, сколько веков придется ему искупать грехи, чтобы перебраться повыше? А, плевать! Даже если пекло ожидает его до скончания веков, то он все равно осуществит задуманное. Ведь он дал слово над остывающим телом матери. Которую даже не сумел похоронить по-человечески…

Холод пробрал Курбатова, он задрожал, как маленький, одинокий щенок. Скорчившись на земле, он прислушался к тоскливому многоголосому вою, несущемуся над степью. Скорее всего, это не волки, но бродячие казахские собаки опаснее волков, потому что всегда голодны и ненавидят так называемых двуногих друзей. К счастью, ветер дул в ту сторону, откуда раздавался вой, иначе одичавшие шавки могли учуять добычу, а выдавать себя выстрелами не хотелось. Да и патронов в пистолетном магазине было раз-два и обчелся. Убегать пришлось спешно, не прихватив ни серьезного оружия, ни теплой одежды. Вышел по малой нужде и не вернулся. Но обижаться на Курбатова больше некому. Его не слишком гостеприимные хозяева взлетели в воздух вместе со своим бестолковым воинством. Как минимум десяток спецназовцев вместе с ними. И, если повезло, настырный Олег Белов, возомнивший себя Шерлоком Холмсом или Джеймсом Бондом. Теперь никто не помешает Курбатову довести начатое до конца.

До конца многих тысяч казахов, которым предстоит ответить за преступления своих соплеменников. Ведь карает же господь человечество за вполне невинный грех Адама и Евы? Значит, это и есть справедливость. Высшая справедливость.

— Уже скоро, мамочка, — прошептал Курбатов. — Скоро, папа.

Мысленно он перенесся за стол, накрытый самой белой скатертью, которую можно себе представить. Его родители, чистые, нарядные, веселые и совсем-совсем живые, сидели за этим столом, ласково улыбаясь маленькому Курбатову. На столе целые горы фантастически вкусной домашней еды.