Андрей Таманцев - Угол атаки

— Включи-ка свою машину, — попросил Голубков.

Нифонтов щелкнул пусковой клавишей, подождал, пока компьютер загрузится, вопросительно посмотрел на Голубкова.

— "Антей", — подсказал тот. — Материалы технической экспертизы.

— Что конкретно?

— Пленку из «черного ящика». Переговоры экипажа.

Пока Нифонтов извлекал из памяти нужный файл, Голубков стоял за его спиной, мял в пальцах незажженную сигарету.

На экране появилась расшифровка магнитозаписи, сделанной в пилотской кабине «Антея» системой оперативного контроля СОК.

Голубков кивнул:

— Дальше. Еще дальше. Немного назад. Стоп. Нифонтов остановил текст. Голубков показал сигаретой:

— Вот.

Нифонтов прочитал:

"2.34. Первый пилот Веденеев: «Встретил однажды друга детства. Еще пацанами вместе голавлей ловили. На Кубани, под Белореченкой. Он и говорит: „У тебя всегда рыба была крупней“. А мне казалось, что у него».

Нифонтов непонимающе, снизу, взглянул на сосредоточенное лицо Голубкова:

— И что?

— Лет десять назад, мы только-только в Москву переехали, жена мне говорит: к тебе человек заходил, сказал, что заглянет позже. Какой человек? Не назвался. Ну человек и человек. Часа через полтора — звонок. Открываю. Стоит мужик. В штатском. Моих лет. Улыбается: не узнаешь? А я смотрю и не могу вспомнить. Точно знакомый. Но кто? Он и говорит: «Вовка Стрижик. Теперь узнал?» Боже ты мой, мы не виделись целую вечность! Нашел мой адрес через родню. Его сын служил под Москвой. Приехал проведать. Заодно и меня попросить, чтобы присмотрел. И помог, если что. Первогодку служить, сам понимаешь… — Ну-ну? — поторопил Нифонтов.

— Ну, съездили к его сыну, вечером посидели. Рассказал о себе. Закончил в Ейске летное училище, потом институт гражданской авиации. Летать любил, поэтому рос быстро, стал начальником Краснодарского авиаотряда. Повспоминали детство. Он родом из села Вечное, есть такое под Белореченском. На речушке Белой. Тогда она нам казалось большой, самим-то было лет по семь-восемь, совсем мелюзга. Мы там рыбачили. На кузнечиков. Наловим плотвичек, нанижем на кукан и идем домой.

Гордые. А если голавль попадется, так вообще. Мать рыбу жарит, нахваливает: кормилец. Время-то было несытое. — Голубков прикурил и поморщился:

— Нужно бросать курить. А как тут бросишь?

— Не отвлекайся, — сказал Нифонтов.

— Так вот, я ему и говорю: я тебе завидовал, у тебя голавли всегда были в локоть, а у меня так, с ладошку. Он удивился. Да нет же, говорит, это у тебя голавли были в локоть! Посмеялись. Потом он уехал. Больше мы не встречались.

Созванивались иногда, открытку к празднику… — Минутку! — прервал Нифонтов. — Помолчи. Ты хочешь сказать… Господи милосердный! Ты хочешь сказать, что друг детства, про которого говорил командир «Антея» Веденеев, — это ты?!

Голубков долго щурился на сигаретный дым, тер подбородок. Потом ответил:

— Я бы в этом не сомневался. Когда я первый раз прочитал эту расшифровку, меня будто теплом обдало. Есть только одно «но». Фамилия моего друга детства не Веденеев. Фамилия у него — Стрижов. Отсюда и прозвище — Стрижик.

— Не мог сменить?

— С чего?

— Звонил ему?

— Раз десять. Телефон не отвечает.

— Ты же с Урала. Как ты мог оказаться на Кубани?

— Мать возила меня туда на лето. Она работала техничкой в железнодорожном техникуме, проезд был бесплатный. Вот и ездили в Вечное к дальней родне.

— Мне не нравится эта путаница с фамилиями. Голубков кивнул:

— Мне тоже.

— Могли им давать другие документы?

— Смысл? Они же не диверсанты, которых забрасывают во вражеский тыл.

Обыкновенная гражданская авиация.

— Странная история, — пробормотал Нифонтов.

— Очень странная, — согласился Голубков. Он взглянул на часы и озабоченно покачал головой. — Пора бы уже Евдокимову объявиться.

* * *

…Капитан Евдокимов вернулся в управление в четыре часа утра. С порога доложил:

— Водитель убит. Прямое попадание в голову. Ермаков ранен в ногу. Пулю извлекли, опасности для жизни нет.

Нифонтов кивнул:

— Проходи. Садись. И давай с начала. Со всеми подробностями.

* * *

Капитан Евдокимов пришел в оперативный отдел управления из МВД, и его доклад о покушении на генерального директора ЗАО «Феникс» Ермакова был по форме и сути милицейским — без выводов, с точной фиксацией обстоятельств.

Место происшествия: П-образный двор девятиэтажного дома постройки 50-х годов.

Восемнадцать подъездов. Въезд во двор — через четыре арки и по боковым асфальтовым проездам. В центре двора — сквер, детские площадки и гаражи. В пятидесяти метрах от третьей арки, в глубине сквера, — выход вентиляционной шахты метро.