Владимир Свержин - Танцы на минном поле

— И на том спасибо, — Повитухин уселся поудобнее и включил диктофон. — Меня интересует дело бывшего генерал-майора Лаврентьева Павла Семеновича, бежавшего вместе с семьей во Францию зимой девяносто пятого года.

— Во Фра-анцию, — протянул Платов. — Прекрасная страна, с детства мечтал повидать. Знать, не судьба! По поводу бегства ничего вам сказать не могу. Куда эта собака когти рвала, я не знал, и не интересовался. А вот про самого Лаврентьева, если хотите, расскажу. К делу, быть может, это не относится, но, в качестве заметок на полях. Авось, да пригодится.

— Афганистан?

— Он самый, — сам себе недобро усмехнулся бывший спецназовец. — Значит так. Было это в восемьдесят шестом. Я тогда только получил капитана и командовал разведротой. Веселуха у нас шла в полный рост, только успевай поворачиваться. Уходили в рейды к пакистанской границе, бомбили “духовские” караваны. Ну, тут, понятно, как карта ляжет, можно впердолить, а можно и по морде получить. Так вот, однажды нам карта легла, выше крыши. Разнесли мы в одной забытой Богом местности два встречных каравана: один из Афганистана с наркотой, а другой, ему навстречу, с оружием, боеприпасами и материальными ценностями. Вот с этих-то материальных ценностей все и началось. В одном из захваченных грузовичков мы обнаружили несколько тюков с местными фантиками, в смысле, с афгани и такой себе мешочек, весом в килограмм. А в мешочке — алмазы. Представляешь, на какую сумму?

— Ну, так, — Повитухин сделал неопределенный жест рукой, прикидывая в уме хотя бы ориентировочную стоимость подобной находки.

— Ну, наркоту-то мы уничтожили. Оружие, технику, что смогли — прихватили с собой, что — тоже в дым. А материальные ценности, будь они неладны, радостно в зубах приволокли на базу. Вот оно, какие мы, блин, хорошие! А особистом у нас как раз был свежеприбывший из Кабула полковник Лаврентьев. Он нас за удачную охоту похвали-ил, орденов всем пообеща-ал, с Кабулом созвонился, нам там чуть ли не ковровые дорожки расстелили. В общем, утром, чуть свет, отправились мы караваном в столицу. Впереди, понятное дело, танк. За ним рота царандоя на БТРах, за ними мы, во всей красе, на БМД. За нами штук пять пустых бензовозов, дальше еще кто-то. Ну, в общем, всякой твари — по паре. Шли себе, шли, никого не трогали, и нас до поры, до времени, никто не трогал. А в одном месте дорога шла по ущелью, она там изгибалась подковой. Так вот, стоило нашей БМДешке оказаться на сгибе этой подковы, — такой тарарам поднялся, шо мама моя! Нас, по идее, с воздуха “вертушка” должна была прикрывать, но тут ее, как-то очень кстати, не оказалось. Ойкнуть не успели, танк впереди пылает, царандой палит, куда попало, бензовоз сзади нас тоже горит, того гляди, взорвется, а по нашей броне методично выстукивают из трех тяжелых пулеметов. Наших орлов с брони как ветром сдуло, делать там во время обстрела нечего, но на земле мы тоже не особо устроились. На обочине противопехотных мин оказалось, что блох на собаке. Передо мной упал ефрейтор Чаклунец прямо грудью на растяжку, мина почти под ним взорвалась. Меня взрывной волной отбросило, ударило головой о колесо. Не знаю уж, сколько я был в отключке, открыл глаза, гляжу, вылазит из БМД Лаврентьев, а шагах в пяти стоит “дух” с гранатометом наизготовку. Вылез наш особист, что-то ему сказал, “дух” кивнул, отошел, навел “шайтан трубу” на нашу несчастную таратайку. А дальше — взрыв, снова меня кинуло. Что? Куда? Не знаю. Очухался уже у “духов”. Голова звенит, руки-ноги ватные, не человек, кукла. Начал себе потихоньку вспоминать, что да как. И тут до меня дошло: а ведь это Лаврентьев всю засаду подстроил. Он, как перестрелка началась, первый из БМД чухнул, причем, заметь, рванул себе в сторону царандоя, как по беговой дорожке. Я, было, тогда подумал, мало ли, струсил особист, из Кабула, необстрелянный. А потом начал картину боя перед собой прокручивать, и вспомнил одну забавную деталь. Царандой стрелял вовсю, прямо герои, дальше некуда, а вот по ним никто не стрелял. Так что, сделали нас “духи”, как слепых котят. Поди их разбери, кто свой, а кто чужой. Если они сегодня — чужие, завтра свои, а послезавтра снова чужие!

— Ну, а Лаврентьев зачем в БМД возвращался? — Прервал монолог Артиста Повитухин.

— Видишь ли, майор. В БМД везли эти самые, чертовы, материальные ценности. Соответственно, когда машину сожгли, они, по идее, должны были остаться там. Понятное дело, алмазы — уголь, и сгорают дотла. И бумага тоже сгорает. Но если на обломках не будет найдено ничего, вот это уже странно. А поскольку дело не копеечное, искали там, вероятнее всего, с пристрастием. Вот о том, чтобы следы остались, Лаврентьев и позаботился. Потом, как я узнал, Лаврентьев возглавил прорыв колонны и за геройство получил еще один орден, ну а материальные ценности — Аллах дал, Аллах забрал, — развел руками Платов.