Владимир Свержин - Танцы на минном поле

— Итак, слушаю вас! — Бывший советник откинулся в кресле, словно давая контрразведчику получше разглядеть себя.

Это был мужчина, что называется, гренадерского телосложения и немалой силы. Крупные, пожалуй, даже тяжеловатые черты лица, мрачный прямой взгляд из-под мохнатых бровей не оставляли сомнения, что “беспомощный калека”, сидящий перед ним, обладает нравом крутым, как склоны Эвереста.

— Присаживайся, полковник. Рассказывай. — Он произнес эту фразу, раскатывая букву “р”, что делало его слова похожими на рык крупного хищника.

— Вот у меня какое к вам дело, — выдохнул Коновалец, усаживаясь в кресло напротив. — Есть тут у нас одна неприятная история из разряда сора в избе. Полагаю, вы можете нам помочь осветить кое-какие детали.

— Ладно, — кивнул Чаклунец. — Выкладывай, что там у вас за история, раз уж не поленился ко мне в глушь забраться. Помогу, чем смогу.

— Заранее вам спасибо, — улыбнулся Коновалец. — Вы не возражаете, если будет работать диктофон?

Игорь Васильевич покосился на микрокассетник “Сони” в руках собеседника и махнул рукой:

— Да что там. Пиши!

— Мы сейчас расследуем обстоятельства бегства за рубеж бывшего генерала КГБ Лаврентьева Павла Семеновича. Вы знакомы с этим человеком?

— Да как сказать, — скривился бывший советник. — Сказать, не знаю, — совру, а знаю… Знаешь, полковник, есть такие знакомства, от которых бы и рад откреститься, да никак.

— И все-таки, если можно, поподробнее. Какие отношения между вами и отставным генерал-майором Лаврентьевым? — Коновалец мягко вернул разговор на деловую стезю.

— Никаких особых отношений у нас не было. Он работал в Афганистане в восемьдесят пятом — восемьдесят шестом годах. По большей части, ошивался в Кабуле, терся по штабам. Так что, несколько раз встречались, — отрубил Чаклунец.

— Ясно, — кивнул Геннадий Валерьянович. — Вы несколько раз встречались в Кабуле. И все же, насколько я понял, у вас о нем сложилось нелестное впечатление.

— В войсках, полковник, — прокатывая желваками, начал Чаклунец, — есть такая старая пословица: “Армия, что доменная печь, — в нее все приходят рудой, а выходят либо сталью, либо шлаком”. Вот Лаврентьев — тот самый шлак.

— Почему вы так думаете? — Делая удивленное лицо, спросил контрразведчик.

— Те, которые выходят сталью, из гибнущего Отечества не бегут. Это их земля и они ее никому не уступят. Ну, а насчет Лаврентьева, до Афганистана он протирал штаны в московских кабинетах и по бесталанности своей к пятидесяти годам дослужился до подполковника. В Кабуле он одно время контролировал наградные бумаги, и в течение года получил и очередное звание, и два боевых ордена. И все это, заметьте, не выезжая из столицы. Потом против него возбудили дело о том, что он берет бакшиш с офицеров за предоставление к чину и продвижение по службе. Дело вскоре замяли, а новоиспеченного полковника послали руководить особым отделом одной из дивизий. Но там он прогеройствовал что-то около месяца, потом срочно заболел. По-моему, гепатит. В общем, вывезли его за речку, а там Москва вспомнила о таком ценном специалисте. Не знаю, как у него там складывалось, но когда мы из Афгана выходили, он уже высвечивал генеральскими эполетами. — Чаклунец недобро сверкал глазами и, словно на барабане, выстукивал пальцами в такт словам по столешнице.

— Скажите, пожалуйста, Игорь Васильевич. Из ваших слов я понял, что после Афганистана вы еще встречались с Лаврентьевым.

— После выхода из Афганистана я, в основном встречался с лечащим врачом и медсестрами. До Лаврентьева мне дела не было, — отрубил бывший советник. — А вот с кем бы я действительно с радостью повстречался, так это с нашими мудрыми руководителями. Чтоб они, прежде, чем американскому президенту задницу вылизывать, полетали со мной с обледенелого перевала. Знали бы тогда, козлы, что такое выводить из Афганистана армию зимой!

— Это тогда? — Понизив голос, Коновалец кивнул на инвалидное кресло, в котором сидел его собеседник.

— Тогда, тогда, — зло кинул Игорь Васильевич.

— Простите… — Коновалец запнулся.

— Да ладно, что там! — Отмахнулся бывший полковник. — Сам понимаю, работа.

— Работа, — со вздохом подтвердил Коновалец. — Тогда, Игорь Васильевич, извините, у меня к вам еще один неприятный вопрос. Ваш старший сын погиб в Афганистане?

Чаклунец нахмурился, насколько это было вообще возможно при его хмуром выражении лица.

— Погиб, — негромко произнес он.