Как и предупреждал Борис, Марина узнала, что истреблены Альпинистом тысячи — и русские, и казашки без разбору, хотя кое-кто утверждал, что похищает он только черноволосых. Вспомнилось, что с утра удивляло обилие фальшивых блондинок, часто кое-как, «от балды», наливших на голову перекиси водорода. Марина серьезно задумалась, не покраситься ли и ей, как-никак тоже шатенка. Встречались фанатики какие-то, истово галдящие о шайтане, иногда — об ангеле с гор и с неба, или стайка размалеванных девиц лет по семнадцать в кожаных мини-юбках, в черных чулках, по виду проституток. Когда они заприметили глазеющую на них Марину, бодро закричали:
— Эй, тетка, айда с нами! Хотим с Альпинистом переспать! Только он на тебя не польстится, так хоть поглядишь, позавидуешь! Не робей, лучший в городе секс гарантирован.
Двадцатитрехлетнюю журналистку покоробило, что эти соплячки упорно считают ее старухой. Но до дискуссии у них не дошло. Милиционеры подъезжали к толпам и швыряли нарушителей в «газики»; от техники, с грохотом перемалывающей асфальт на проспекте, валили клубы пыли и черного мазутного дыма. Решила сходить в другую сторону — за несколькими кварталами одноэтажек лежал самый центр, Новая площадь (она же Брежнева, она же Независимости) с правительственными дворцами. Красивая, со стадиончиком и спортзалом на углу, там Марина долго играла с командой. Пошла, непрерывно сворачивая, петляя узенькими переулками, меж темных, по-видимому, брошенных домов. Уже сильно стемнело, даже рытвин и луж не удавалось избежать, промочила туфли, спотыкалась на каблуках.
В сгущающемся тумане все — хлюпанье под ногами, крики продрогших птиц, скрип ветвей и досок во дворах, — все звучало резко и пронзительно, она не сразу различила подмешавшийся шум идущего следом. Обернулась: приближаясь, колебалась чья-то огромная тень. Свернула, еще раз, убыстрила шаги, надеясь, что пронесет. Мужик уже бежал, и акустика опять обманула, думала, что он далеко, а когда сзади набросился, сшиб с ног, развернул лицом к себе (какой-то одичалый детина в драном черном плаще, судя по всему, азербайджанец или чеченец) — было слишком поздно доставать из сумочки газовый пистолет. Но он сам отпустил ее, встал и распахнул плащ, под которым тряслось от возбуждения голое волосатое тело (член дрыгался перед ее лицом, наводя умопомрачительный ужас):
— Я здесь! Я-я твой, ж-жен-щ-щина… Я Черный Альпинист. Не бойся, не убью, стой на коленях и молись! — хрипло предложил ненормальный.
Она лишь смутно почувствовала, что это все-таки не Альпинист, а самозванец, — это придало вдруг силы. Бросилась в ноги, а когда он упал во весь рост мордой в лужу, тут уж Марина ловко освободилась от предательских туфель, босиком бросилась спасаться. Заскочила во двор, — а мужик уже тянул руки, спеша на расстоянии метра, норовя ухватить ее за развевающиеся полы голубого плаща. Как в кино, опрокинула на него высокую поленницу. Его завалило, а она хватала руками тяжелые поленья и кидала, целя в голову, визжала: «Вот! Вот! Падаль! Мразь!»
И, видя, что он почти вылез из-под завала, шарахнула его по голове палкой в последний раз, сочно и сильно, он слышно ахнул от боли, — а Марина улепетывала по саду.
Стало невмочь дышать, обернулась, — он передвигался гораздо медленней, пошатываясь. А пахло здесь дымом, едким, густым, белые клубы откуда-то плыли, застревая в высоких кустах малины и смородины. И сквозь кусты и дым (кто-то жег опилки) уже с нескольких шагов его не было видно. Она остановилась, сумочка все еще не слетела с плеча, достала пистолет и взвела курок.
Морда вынырнула из-за ствола в метре, откуда-то с бровей, заливая глаз, лилась черная кровь. А во второй глаз, выпученный, уставившийся на нее, она выстрелила. Подняла спокойно руку, наставив мушку пистолета точно в лицо, щелкнула курком. Выстрел окутал его голову дымом, он не упал, а отлетел на пару метров, ударился спиной о яблоню (посыпались яблоки, и она даже усмехнулась), орал, прижимая ладони к лицу. Она подошла, намереваясь пальнуть еще раз. С ловкостью, какой не ожидала, его скрюченная пятерня попыталась схватить снизу ее за лодыжку. Марина сумела выдернуть ногу, — от его ногтей лопнули чулки и обнажились глубокие царапины на коже. Тут она выстрелила еще два-три раза, в упор, обжигая преследователю кожу на лице, а тот уже валялся на спине, потеряв сознание. У нее самой запершило в горле и глазах от газов, она побежала прочь Во дворе у разгромленной поленницы стоял милиционер, пожилой казах, видимо, не решившийся идти в сад на выстрелы.
Читать дальше