Юрий Кларов: Черный треугольник. Дилогия

Январь тысяча девятьсот восемнадцатого года. В эти дни в газете «Известия» был опубликован декрет Совета Народных Комиссаров «О свободе совести, церковных и религиозных обществах».

ИЗ ДЕКРЕТА:

1. Церковь отделяется от государства.

…

9. Школа отделяется от церкви.

…

12. Никакие церковные и религиозные общества не имеют права владеть собственностью. Прав юридического лица они не имеют.

13. Все имущества существующих в России церковных и религиозных обществ объявляются народным достоянием.

Здания и предметы, предназначенные специально для богослужебных целей, отдаются, по особым постановлениям местной или центральной государственной власти, в бесплатное пользование соответственных религиозных обществ.

Несколько позже в кадетской газете «Русские ведомости» было напечатано воззвание Всероссийского поместного собора по поводу этого декрета.

ИЗ ВОЗЗВАНИЯ:

Православные христиане!

От века неслыханное творится у нас на Руси святой. Люди, ставшие у власти и назвавшие себя народными комиссарами, сами чуждые христианской, а некоторые из них – и всякой веры, издали декрет (закон), названный ими «О свободе совести», а на самом деле устанавливающий полное насилие над совестью верующих.

По этому закону, если он будет проводиться, как местами и проводится уже в исполнение, все храмы Божии, с их святынями и достоянием, могут быть у вас отняты, ризы с чудотворных икон станут снимать, священные сосуды перельют на деньги или обратят во что угодно, колокольный звон тогда смолкнет, святые таинства совершаться не будут, покойники будут зарываться в землю не отпетыми по-церковному, как и сделано это в Москве и Петрограде, на кладбища православные понесут хоронить кого угодно…

Объединяйтесь же, православные, около своих храмов и пастырей, объединяйтесь все, и мужчины, и женщины, и старые, и малые, составляйте союзы для защиты ваших заветных святынь…

Громко заявляйте и на деле показывайте, что вы вняли голосу отца и вождя своего духовного, святейшего патриарха Тихона…

Лучше кровь свою пролить и удостоиться венца мученического, чем допустить веру православную врагам на поругание…

Когда дежурный по Совету милиции доложил, что машина подана, я еще раз перечитал телефонограмму начальника Московской уголовно-розыскной милиции:

«…Список похищенного в патриаршей ризнице покуда не составлен, однако, по словам архимандрита Димитрия, стоящего во главе попечения о ризнице, и архиепископа грозненского Михаила, ущерб составляет несколько десятков миллионов золотых рублей… Антисоветскими элементами распространены слухи, будто из ризницы исчезли реликвия православной церкви: хитон Иисуса Христа и часть ризы богородицы. В связи с этим возбужденная толпа обывателей окружила ризницу. Возможны нежелательные эксцессы и самосуды. Прошу принять срочные меры…»

Ну конечно, сам начальник уголовно-розыскной милиции никаких мер принять не мог. Этим, по его мнению, должен был заниматься Совет милиции.

– Комендатура Кремля оцепила ризницу? – спросил я у дежурного.

– Не знаю, товарищ Косачевский. Никак не могу с ними соединиться.

– А Дубовицкий уже на месте происшествия?

– Тоже не знаю.

– А что вы знаете?

Он вымученно улыбнулся, вздохнул и положил брошенную мною телефонограмму в синюю папку, на обложке которой было вытиснено: «Градоначальничество города Москвы». И дежурный и папка перешли к нам по наследству. Неважное наследство…

Приказав протелефонировать об ограблении патриаршей ризницы председателю Совета милиции Рычалову, я в сопровождении Артюхина вышел на улицу.

Было еще темно, по густой морозный воздух уже сотрясали звуки бесчисленных колоколов, зовущих к ранней обедне. Подхваченный ветром колокольный гул плыл над Тверской, над голыми черными деревьями, над гребнями еще не разобранных баррикад.

Бум, бумм, буммм…

Блекли тени на сугробах бульваров. Ветер волочил по обледеневшим булыжникам мусор и выпавший за ночь колкий снег.

Холодно, тоскливо, неуютно.