Леонид Словин - Отстрел

На неостывший еще после дневного пекла бетон летного поля вышли десятки провожающих.

Бортпроводницы — по одной у трапа — быстро проверяли билеты. Очередь, не задерживаясь, ползла вверх. В поднятом высоко чреве аэробуса звучала негромкая национальная мелодия. Там не переставая крутили выступление знаменитой группы.

—Удачи… — Глава администрации вышел на взлетную полосу проводить теперь уже единственного оставшегося в живых сопредседателя Фонда содействия процветанию человечества и его московских гостей.

Прибывших из Вабкента провели в аэробус вне очереди.

Для Неерии освободили короткий — из двух кресел — ряд впереди. Ему надо было еще поработать.

Места быстро заполнялись.

Стюардессы принялись обносить пассажиров лайнера пловом. Красноглазый Аркан — не расстававшийся ни на минуту ни с сумкой-барсеткой, набитой деньгами, ни со своей бойкой администраторшей — успел обо всем позаботиться.

Посадка закончилась, но в самолете ничего не происходило. Табло «ПРИСТЕГНУТЬ РЕМНИ!» не зажглось. Сидели молча.

—Керосина нет…

Вылет московского рейса задерживался.

Главный бухгалтер — бывший декан факультета Института народного хозяйства, Плехановки, — тихий, с нездоровым цветом лица, страдавший мочекаменной болезнью, передал Неерии папку с отчетами. В недавнем прошлом все бумаги первоначально просматривал Нисан самолично. Других людей из Совета директоров не подпускали. Теперь это была прерогатива Неерии. Привлекая солидных клиентов приличными условиями, брат вел себя как диктатор, манипулировал огромными средствами как собственными.

— Мансур не говорил с тобой о чеках на швейцарский банк? — спросил Чапан, когда они разговаривали с глазу на глаз.

— Мы почти не общались. Только с братом. Он мне поручил рекламу, связь с прессой….

Не прошло и суток, как Неерия принял тяжелую ношу.

В отчетах не было ничего о том, как Нисан распорядился с крупным последним чеком, выписанным на Женеву. Главбух слышал о нем впервые.

Чапан понимал его положение.

—Три миллиона налом… Переверни все загашники!

Прокручивать чек можно было в дальнем зарубежье, Англии, Финляндии… Все зависело от того, предпочитал ли чекодержатель не рисковать и довольствоваться процентом небольшим, стабильным или мог поставить все на карту — пан или пропал…

—Главбуха посади отдельно. Чтобы все время на глазах! Никаких дел не давай. Пусть получает зарплату и ничего не делает. Проследи… Родственникам Мансура ни копейки…

Ершов — приятель Шмитаря, видевший, как Шайбу молотили в ресторане, красивый улыбчивый блондин — уверял, что душ ему не поможет. Ершову не поверили, доставили в вытрезвитель. Несовершеннолетняя подруга категорически отказалась его оставить, стояла все это время под дверями. Потом обоих доставили в РУОП. Шмитарь и все, кто был привезен из его квартиры вместе с ним, находились в коридоре перед кабинетом Бутурлина. Парни. Надя — подруга Шмитаря, Люська Большая и вторая Люська — Десятка — с неизменным сборником стихов. Бутурлин идентифицировал, проходя: «Малая серия „Библиотеки поэта“… Сам он уже несколько лет не читал стихов.

Ершов держался свободно. И был по-своему симпатичен. Несчастье состояло в том, что он ничего не помнил.

—Драка в ресторане? Шайба? Нет!

Видно было: он говорит правду.

— Ты потом заходил домой к своим друзьям. Они сейчас там, в коридоре… Шмитарь, Десятка. Рассказал про Шайбу…

— Нет…

— Твои друзья тебе напомнят… Шмитарь!

Ершов слушал внимательно — ему тоже было интересно.

—Всю неделю на бровях!

«Все зря…» — Бутурлин уже понял, что вряд ли преуспеет.

Было еще направление.

— Тебе приходилось ездить с Шайбой на шашлыки?

— Обязательно.

— Большой компанией…

— Бывало всяко! И вдвоем, и компанией!

— А шашлык кто покупал?

— И я, и он. Иногда по дороге захватывали…

— Обычно ездили в разные места? Или было излюбленное?

— Чаще в одно.

— К воде?

— Да. Озерко, роша… Рябихино.

«Точно!»

— И как добирались? Машиной?

— И пехом от станции.

— Пешком?

— Там тропинка!

— А кто вас туда привел? Как туда попали?

—А Шайба и привел! Он там гостил пацаном в поселке!

Бутурлин ухватил счастливую карту:

—Сейчас ко мне его подругу!

Несовершеннолетняя спутница Ершова вошла тяжело.

«Беременна. И сильно…»

Ступала тем не менее твердо. Она оказалась трезва как стеклышко. В ее задачу входило сопровождение и доставка беспутного отца ее будущего ребенка домой, к его родителям. В женщине-подростке отчетливо обнаруживались симптомы постоянства и будущей супружеской непреклонности.