Леонид Словин - Отстрел

Будущий московский мент Игумнов был из той же глубинки. С теми же корнями.

На сосне не растут яблоки.

Старик умер в год, когда Жид в одиночку за неделю обворовал в Костроме более полусотни квартир, прежде чем был схвачен с поличным.

На такое до него оказался способен только Вангровер — известный московский вор, кстати, его родственник, которому в старом Криминалистическом музее на Петровке, 38, был посвящен персональный стенд.

—Первый тост за Мессию! — провозгласил Афганец.

Дед Туманов, выпивая с мужиками, всегда поднимал первую стопку за Учителя Праведности. Иногда вместо «Мессия» дед произносил библейское: «За Мошиаха!» В номере на секунду притихли.

— Второй — за московский «Спартак»!

Телевизор, включенный в номере, не способствовал чистоте трансляции. Несмотря на помехи, кое-что удавалось все-таки разобрать. Речь в номере шла о неславянских группировках и опекаемых ими фирмах. Афганец собирался в Москву. Ехал без особой охоты. Опасался за свою жизнь. Его беспокоила и судьба «Дромита». Варнава объяснял: Сметана и Серый их не отдадут. Афганец мог спокойно отправляться в Россию, мог успокоить братву в Иерусалиме: «С Арабовым все в порядке. „Белая чайхана“ может быть спокойна… Слухи, которые идут, не имеют основы. Сегодня же, в Москве, ты в этом убедишься…»

Несколько минут Варнава и Миха еще шептались. Фразы были отрывочны и бессмысленны вне известного обоим контекста.

«Банк, с которым контачат Сметана и Серый…», «Народ там стремный…», «Ты им не опасен… В Москве тебе ничего не грозит…», «По жизни бушлаты…», «Фонд…».

От Игумнова не ускользнуло замечание Варнавы о нем:

— Почему он дал набойна «Дромит»?

— Спутал с кем-то!

— Пару таких путаниц — и, смотришь, голову потерял!

У Варнавы, по-видимому, были серьезные основания всячески избегать любой связи его имени с бухарским фондом.

— Там было что-то…

— Чек…

«Там что-то произошло. После чего Варнава вылетел в Англию, с понта, на симпозиум секьюрити…»

Английская речь по телевизору, наложенная на музыку, стала громче, несколько минут нельзя было разобрать ни слова…

Скоро снова раздался преувеличенно громкий визг дверных петель.

—Ну, на посошок…

Игумнов поднялся, выключил УКВ, вынул кассету. По коридору прошел к торцу здания, к огромным, во всю стену, чистым, без единого пятнышка, английским окнам. Улица напротив отеля была все еще заполнена людьми. В высокое, от пола до потолка, окно был виден по-британски нешумный уголок знаменитой Даун-стрит, улицы банков, известной еще со времен Диккенса. Толпа, наблюдавшая с тротуара за шествием по Пикадилли, казалось, еще больше увеличилась. Зеваки внизу развернули пакеты с горячими сосисками и булками. Заряжались надолго.

Игумнов ждал появления Туманова и Варнавы. Время потекло медленно…

Утро было полным событий, которые могли иметь непредвиденные последствия. Жид и Варнава положили на него глаз где-то вблизи магазина «Си-энд-Эй», где всегда можно было встретить российских туристов и челноков с большой наличностью. Чеками, как англичане, никто из них не пользовался. Наколоть их в Лондоне было так же легко, как в Москве. Бросая куклуИгумнову, Афганец четко знал, что ничем не рискует. Больше того — это был повод обратить на себя внимание земляка и приятеля… Варнавин видел Игумнова впервые. Ничего не заподозрил. С Варнавой предстояла разборка. И очень быстро.

«Может, уже сегодня вечером во время гала-банкета…»

Миха и Варнавин появились из отеля. Двинулись к стоявшим напротив такси. Игумнов видел, как Миха договаривался с водителем, как сели в машину. Такси отъехало.

Пустым прохладным лифтом Игумнов спустился на четвертый. Номер Варнавы открылся легко. У Игумнова теперь было больше времени. Он осмотрелся. На кресле лежал белый гостиничный халат. На столе — недопитая бутылка, две хрустальные рюмки. Салфетки. В пепельнице виднелась горсточка бумажного пепла.

«Писали на салфетках. Потом сожгли».

Игумнов удалил из портьеры «клопа»-ретранслятора, спустился к себе. Внизу его ожидала прикрепленная к двери записка на русском: «Мистер Игумноф! Позвоните в Москву, плиз…»

Рэмбо поставил машину у офиса, не заходя в дежурную часть, быстро поднялся к себе. Родители исчезнувшего секьюрити уже ждали его.

—Прошу.

Отец Шайбы — квадратный, с несколькими округлыми подбородками — держался спокойно. Женщина — гоже крупная, осанистая — напротив, еле сдерживалась, была полна тревожных предчувствий.