Елизавета Голякова - И вечно их манит пыль дорог

– Красивая история, – сказал наконец Аскольд, когда пришел в себя после того, как голос менестреля смолк. Сперва мечник ехал в тишине, и только спустя минут двадцать оказался готов поговорить. – Знаешь, сколько в ней пра…

– Неа, – Осверин заразительно улыбнулся, – понятия не имею. Но от этого она не становится хуже, верно?

– Это уж точно.

За разговорами и историями они подъехали к переправе, и путь их лежал на ту сторону. Самая темная ночь в году оставалась позади.

5. Знакомство с магом

Побратимы стали уж слишком часто в последнее время пересекаться с Тайным Советом. Высокие лорды, отвечающие за королевскую безопасность, словно кружили вокруг, подобно хищным птицам, сужающим круги на охоте. Что-то назревало. Никто не понимал пока, что, и уж тем более двое друзей, держащиеся подальше и от политики, и от дворцов.

Их уделом были дороги, поля и замки среди холмов. Тропинки, что ведут к звонким ручьям да полянки, полные ягод и цветов. Древние клады, леса, подземные города и приключений зов – они жили этим и ничем больше, не заботясь о науке лжецов и об оставленных горизонтах.

Так продолжалось два года, ровно до половины отмеренного старшим лордом Виттом срока. И в ту весну, позднюю и уже совсем по-летнему благоухающую и цветущую, их занесло на далекий восток, туда, откуда рукой было подать до самой границы Обитаемых земель, и где слыхом никто не слыхивал ни о Тайном Совете, ни о городской страже. Да и людей-то, в общем, попадалось немного.

Пешие, конные, но всегда налегке, они путешествовали по самым диковинным уголкам королевств.

Были безлюдны и пусты земли вокруг, день – ясный и теплый. Аль только что непринужденно вывел их на дорогу, которую Осверин под ехидные смешки побратима тщетно искал с полдюжины лучин. Теперь они шли, на ходу рифмовали строчки, облекая в слова то, что отражалось в восторженных глазах менестреля. Болтали ни о чем. Иногда, с шутливой театральностью, Рин наигрывал что-то на гитаре, не сбавляя шага.

И вдруг, настолько внезапно, насколько внезапным это может быть…

– Аааааааа!

Из ярко-голубого неба в пушистых белых облачках, умиротворенного и абсолютно мирного, вниз прицельно рухнул здоровенный кристалл льда. Колдовской, не иначе: природа еще не настолько сошла с ума, чтобы выкидывать подобные фортели, а вот люди…

«Ааааааа!» орал, конечно, шарахнувшийся в сторону Осверин. Аскольд же хмыкнул и поднял голову – и в следующее мгновение в него – совершенно точно прямо в него! – нечто со всей дури швырнулось точно таким же осколком. Коснувшись плеча, лед повел себя и вовсе странно: не столько ударил, сколько словно бы обнял, обволакивая руку и за долю мгновения сковывая ее крепчайшими ледяными оковами. От почудившейся было пластичности колдовства не осталось и следа.

Аскольд оскалился и выложил многоэтажную нецензурного характера цитату – впрочем, надо признать, как никогда подходящую к месту и времени. Мечник редко позволял себе крепкие выражения, все-таки воспитание, честь… Но сегодня текущая ситуация явно заслуживала называться исключением.

Лед приморозил руку мечника к телу и, немного помедлив, пустил прохладные колдовские корни прожилками по его животу.

А где-то на пределе слышимости…

– Ааааа, черт, чееерт! Тремр гха'рт!

К тому моменту менестрель прекратил скакать и голосить и, выждав небольшую передышку в монологе побратима, мяукнул встревоженное:

– Аль?!.. Аль!

Тот стрельнул в него глазами, но ругательства вскоре поутихли… Почти.

А через минуту из ближайших зарослей вылез недокормленного вида черноволосый парень – и, едва он завидел колдовство, лицо его так и перекосило. Полминуты спустя он развеет неудачное заклинание и начнет новую главу в путешествии побратимов, а пока он попросту уставился на не собирающийся даже таять на теплом солнышке лед:

– Здрасьте! Ну, хорошо, не в голову, – выпалил он.

Так и состоялось знакомство, позже картой насмешливого шута разыгранное в узких кругах. Тогда они мало думали о будущем и много – о том, что сейчас. Маг по имени Сардиар Лас был принят в компанию, и на правах новенького держался очень недолго, совсем скоро став своим. В братство он не лез никогда, да и вообще ближе дозволенного никого к себе не подпускал, даром что улыбался охотно и был удивительно легок на подъем. Но товарищем был неплохим – по крайней мере, если не быть чересчур строгим.

Аль представился первым: убрал клинок, который успел выхватить свободной рукой, и протянул ее для рукопожатия.