Александр Журавлев - Продавец снов

– Если вам нужны наши услуги, граф, то примите их, как должное, – не раздумывая, сказала Елена.

Сен-Жермен в знак благодарности кивнул головой. Более не говоря ни слова, они все вместе поспешили к замку.

Бальный зал был пуст. На сцене одиноко возвышалась осиротевшая картинная рама. Тяжёлый воздух, наполненный запахом плавящегося воска, звенел от напряжения как осиный рой.

Погодину вдруг показалось, что с картин, развешенных по залу, за ними с любопытством наблюдают глаза персонажей.

Внезапно, в хрустальные люстры ударил порыв ветра и разом задул на них все свечи. Следом за ним по залу прокатился эхом дьявольский смех. В полной темноте хлопнули витражные двери, ведущие в парк, и по мраморному полу зазвенели разбитые стёкла.

– Огня! Огня! – закричал Сен-Жермен.

В зал тотчас вбежали слуги, держа в руках горящие факелы, и быстро обступили графа.

И тут из ниоткуда, в пылающем круге света, перед Сен-Жерменом появился сошедший с картины портрет. Лишь шпага, висевшая у него на перевязи с правой стороны, выдавала в нём двойника.

– Я не буду с вами драться, граф, – сказал оживший портрет, поглаживая рукоять шпаги. – Глупо тратить силы на бессмысленное занятие. Данное вам бессмертие может отнять только тот, кто его дал.

– Спасибо за исповедь, – улыбнулся в ответ Сен-Жермен, – я это учту.

– А вы зря улыбаетесь, сударь. До того времени, когда призовут вашу душу на суд, вы займёте моё место в картинной раме, а я – ваше.

– И как же вы собираетесь это сделать? – спокойно спросил граф.

– О-о-о, это пустяки. Вы так усердно замаливаете свой грех, что не позволите взвалить на себя ещё один, такой, как убийство невинного человека из-за своего упрямства, а подчинитесь мне.

С этими словами самозванец обнажил шпагу. Слуги, как один, бросились в испуге по сторонам. Кто-то из них оказался возле сцены, кто-то за спиной графа, а кто-то около Погодина и Елены.

Двойник беспрепятственно шагнул к Елене и приставил к её сердцу острие поблёскивающей стали. Сен-Жермен бросил взгляд на Погодина. Тот, как будто прочитав его мысли, моргнул в ответ.

– Не испытывайте моё терпение, граф, моя рука не дрогнет, – предупредил двойник. И, зло сверкнув глазами на безоружного Семёна, заметил ему: – А вы, молодой человек не нарывайтесь. Даже не думайте о схватке. Я убью вас первым же ударом. Ваше оружие – кисть художника, а поле брани – ваши картины.

И тут двойник осёкся от собственных слов. Он как-то рассеянно посмотрел на покинутый им холст, а затем вновь на Погодина. Дальше всё происходило в считанные секунды.

Сен-Жермен вырвал из руки оторопевшего слуги факел и сделал с ним выпад в сторону самозванца. Язык пламени лизнул ему грудь, и он отпрянул. Освобождённая из-под клинка Елена быстро отскочила назад. Погодин в одно мгновение выхватил из ножен графа шпагу и вогнал её по самую рукоять в сердце того, кому он своей кистью дал жизнь.

Двойник графа упал на колени.

– Глупец… – выдохнул он и стал таять у всех на глазах.

Вскоре на мраморном полу вместо него распласталась масляная лужа краски.

– Только умный человек может увидеть в отражении свою глупость, но не глупое отражение увидеть в человеке свой ум, – сказал Сен-Жермен и бросил в лужу факел.

Краска моментально вспыхнула. По мере того, как она сгорала, на холсте в картинной раме стало появляться изображение. И вскоре на сцене уже стоял портрет Сен-Жермена, на котором тот был изображён в костюме последней парижской моды.

Погодин передал графу шпагу и, взяв Елену за руку, вышел с ней в парк.

Часы начали бить полночь. Ночное небо осветили разноцветные гроздья фейерверков. С последним ударом исчезли приглашённые гости, столы, и с ними яства. Растаяли ледяные скульптуры и горки. Пруд отразил на тёмной глади воды полную луну. Исчез и камерный оркестр, остался лишь один пожилой скрипач.

Поклонившись, он обратился к Погодину и Елене:

– Что из музыки изволит слушать столь прекрасная молодая пара?

Елена улыбнулась седовласому добряку.

– Сыграйте нам, пожалуйста, полонез.

Скрипка медленно, словно над чем-то раздумывая, легла на его плечо, и от трепетного волнения смычка родилась мелодия. В прозрачном тембре скрипки отразилась мечтательность и нежная любовь.

Погодин заглянул в большие зелёные глаза Елены. Обнял её за плечи и тихо, почти шёпотом, заговорил ей на ухо: