Дмитрий Смирнов - Кузнецова и лучики добра

– Люди?

– Люди опасней, – кивнул эльф, во второй раз удовлетворённый репликой Дона. – Таким, как мы, место в хлеву, и пока мы в нём остаёмся, все счастливы! – Привычным театральным жестом эльф обвёл пространство вокруг себя и воздел руки к потолку.

Хлев был чистым и совершенно пустым, не считая их четверых, накрытой клетки Ккхи и Фёдора, которого путешественники привели с собой.

– Осёл может остаться, – подтвердил эльф. – Это всё равно хлев, даже если и подпольная гостиница для «тех, кому место только в хлеву».

– А что же лошади? – спросила Рина, вспомнив пару жеребцов, привязанных на улице к эльфийской телеге-подмосткам.

– О, это такие породистые создания, что просто побрезгуют с нами под одной крышей спать, – усмехнулся эльф, – и уж тем более стоять рядом с вашим ослом.

Эльф неторопливо затянулся и пристально посмотрел на Дона, что-то мысленно примеряя.

– Вы пришли за Ккхи? Ящер спит. Но мы же никуда не торопимся?

– До утра мы абсолютно свободны, – подтвердил Дон.

Ответ почему-то заметно порадовал эльфа, продолжавшего пристально рассматривать собеседника.

– Тоже кто-то из странствующих? – наконец ткнул он в сторону Дона концом трубки. – Подожди, сейчас угадаю. Фокусник?

– Сказочник. Дон.

– Джефендор, но вы можете называть меня Джеф, – представился в ответ эльф. – А её – Керис. Тебя можно так величать, о дочь эмпу?

– Всякий йамур можно есть, – с презрительным фырканьем заметила эльфийка, не поворачиваясь.

– Но не всякий – два раза, – продолжил Дон.

Снова послышалось фырканье, явно довольное. Керис вытянула руку, не глядя схватила Джефа за бок, легонько ущипнула, привлекая внимание, и показала какой-то непонятный жест.

– Это Рина, – представил попутчицу Дон и спросил с улыбкой: – Ну что, я прошёл тест?

– Тёмный тип, да, – рассмеялся в ответ Джеф. – Из наших. Трубку?

– Не откажусь.

Пока Дон затягивался и кашлял, Керис развернулась в его сторону и с интересом принялась разглядывать, а когда сказочник возвращал трубку Джефу, потянулась навстречу и перехватила кисть. Одной рукой эльфийка выудила из неё трубку и тоже затянулась, а другой продолжала держать ладонь Дона, неторопливо разглаживая её большим пальцем. Выдохнув, эльфийка с минуту рассматривала линии на руке Дона, после чего они курили уже втроём.

Рина чувствовала себя крайне неловко. Происходило нечто очень обыденное, из чего она была почему-то исключена. И эльфов, и трубку она видела первый раз в жизни, самым знакомым из всей обстановки был сарай, но всё это вместе воспринималось как нечто само собой разумеющееся.

Счёт времени окончательно потерялся. Раньше – вне хлева (или без Дона) – время можно было отсчитывать, например, по репликам людей и по длительности молчания между ними, которое по достижении определённой границы становилось «неловким» и заполнялось болтовнёй. Обычный разговор длился не больше часа, чего хватало на обсуждение всех свежих деревенских сплетен.

Тут же стояла тишина, но одновременно происходило что-то беззвучное, помимо курения трубки, – и никого это не смущало.

– Почему тридцать лет? – прервала тишину Рина. И все тут же удивлённо повернулись в её сторону.

– Почему что? – переспросил Джеф.

– Вы курите трубку тридцать лет.

– Да! – подтвердил эльф.

– Но вам… лет тридцать пять? – неуверенно заявила Рина.

– Плохо сохранился, – печально сказал эльф.

– Я имею в виду, что вы делали до этого?

– До этого – капал в глаза слизь ватной жабы, лет десять. До этого – втирал в дёсны сушёных сверчков, лет восемнадцать. А ещё до этого – даже стыдно сказать.

– Так сколько вам лет?

– Больше пятидесяти восьми – это точно! – улыбнулся эльф.

– Это в собачьих годах, – подсказал Дон, из-за чего Керис не сдержалась и впервые за вечер закашлялась.

Происходил какой-то невидимый глазу и неслышимый уху разговор; иногда Рине казалось, что она понимает отдельные слова и улавливает жесты, но как только она пыталась ухватить происходящее, всё пропадало. Девушка вспомнила, как однажды ей снилось, что она читает книгу: страницы были полны мудрости, но каждая строчка оборачивалась вереницей букашек на бумаге, и смысл их можно было передать словами «что-то очень важное», но дальше этого дело не шло.

Остальные явно наслаждались происходящим; по крайней мере, они улыбались, никуда не спешили и были как бы все заодно. Девушке даже показалось, что они перемигиваются, и она начала пристально вглядываться в лица, но ничего такого не обнаружила.