Дмитрий Смирнов - Кузнецова и лучики добра

– У отца больше ничего нет. Кузница?

– Зачем она мне?

– Ну… продать.

– Тогда это тоже деньги.

– Больше у него ничего нет.

– Ну а, например, душа?

– Пф-ф, – изобразила недоверие Рина, но на всякий случай ещё раз окинула взглядом Дона. На дьявола её спутник всё-таки не тянул. – Ты можешь взять плату с отца за проход через мост, метафорически говоря, а на самом деле хотеть ещё что-то от меня, – предположила девушка, ввернув оборот «метафорически говоря», как ей показалось, к месту.

Дон хмыкнул, заметив расширение словарного запаса попутчицы, и спросил:

– А что у тебя есть?

– Ну, я девушка, – смутилась Рина. – А ты – мужчина.

– Так.

– Ну вот.

– Я не очень понимаю.

– Ой, да всё ты понимаешь! Всякие… непотребства.

– Непотребства, – мечтательно повторил Дон и замолчал.

– Я тебе нравлюсь? – поинтересовалась она после долгой паузы.

– Да.

– Я тебя привлекаю? Как женщина, – решила уточнить Рина.

– Да, ты довольно мила. Как женщина.

– Но ты честный мужчина и не воспользуешься?

– Господи, из какой деревни… – начал Дон, но осёкся. – Какие вообще могут быть основания верить человеку, который утверждает, что он честный, если суть сомнений именно в этом?

– Я не понимаю.

– Ты мне не веришь. Я говорю, что я честный. Почему ты должна в это поверить?

– Почему единорог?

– Заткнись и иди.

Ей шесть. Мама умерла четыре года назад, но «шесть» и «четыре» – ничего не значащие узелки в клубке шерсти. Она стоит на площади и смотрит сверху вниз на отца. Почему-то не осталась дома.

– Почему ты не осталась дома?

Рина, насупившись, молчит.

– Раз снова увязалась – значит, заткнись и не мешай. Я покупаю нам продукты на неделю. Впрочем, нет. Возьми… Хотя стой, деньги я тебе не дам. Помнишь, где я в прошлый раз сидр брал? Попроси бутылку, скажи, чтобы записали на мой счёт. Не разбей.

Вздохнув, Рина плетётся на другой конец площади, к прилавку с бутылками, от которого постоянно пахнет гнилыми яблоками.

– А почему единорог?

Рина бредёт вдоль рыночных рядов, едва переставляя ноги. Дон, шаг которого больше шага девочки раза в три, и вовсе как будто стоит на месте. Он вздыхает и отвечает:

– Когда-нибудь придётся тебе объяснить разницу между буквальным и символическим. Почему бы не сейчас? Что такое единорог?

– Животное.

– Какое?

– С одним рогом.

– Слишком буквально.

Рина проходит прилавок с колбасами, останавливается и начинает рассматривать их странную форму – и тут же представляет, что это нечто живое, сдавленное обручами, но рвущееся наружу. Если бы не эти верёвки…

– Единорог, – напоминает Дон.

– Ах да. У него один рог, – выдавливает из себя Рина, продолжая глазеть на колбасу.

– Это самоочевидно. Какой он?

– Сказочный.

– Уже лучше. Сказочный – это какой?

Следующая остановка – прилавок стекольщика. Бутылки похожи на толпу. Вот эта – потолще и с пузиком, эта – верзила, а вон та – бабка формой и размерами как тумба. Все такие разные.

– Но все одинаково полые внутри, – раздаётся над ухом голос Дона.

Рина вздрагивает, вспоминает про единорога и оборачивается – рядом никого нет. Показалось. Сложно понять, откуда идёт запах яблок – от прилавка, бутылок или от продавца.

– Папа просит бутылку сидра. Запишите на счёт.

– Рина, – узнаёт её торговец, – что-то твой отец сдаёт. Как бы спиваться не начал. Но какая славная девушка у него растёт, помощница. Присматривай там за ним. А сидр – на, возьми, конечно.

Рина берёт бутылку и тащится обратно так же медленно, но уже не потому, что глазеет по сторонам, а потому, что не спускает взгляда с бутылки – как бы не разбить.

Она проходит мимо прилавка с тканями, не глядя на узоры и не трогая текстуру; мимо прилавка со специями, стараясь не вдыхать воздух, не отвлекаясь от запаха тухлых яблок, постепенно заполняющего площадь, не гадая, какая специя пахнет какой дальней страной и какие люди могут там жить. И не только люди.

Единорог.

Рина останавливается и обводит глазами площадь, ища Дона. Пока она крутится, глядя по сторонам, кто-то налетает на неё: «Смотри, куда прёшь!» – бутылка падает из рук и, оправдывая предсказание отца, разбивается.

Не став дожидаться, пока её выпорют, Рина просыпается и оглядывается вокруг.

Фёдор спит стоя, привязанный к дереву, – Дон снова нашёл небольшой лесок, чтобы остановиться на ночёвку. Костёр погас, но непонятно, зачем было вообще его разводить, кроме как для того, чтобы сжечь опавшие ветки; ночь была тёплой, а сухой паёк на ужин не требовал подогрева. Сам Дон лежал рядом с кострищем, обнимая сумку, и спал. Рина змейкой подползла к нему поближе, ткнула рукой в бок.