Эдуардо Де Филиппо - Неаполь – город миллионеров

ПЕППЕ (к Эррико). Ну хорошо… пошли… Этот синьор не желает говорить… Он нас принял неизвестно за кого. (К Риккардо.) И хорошо делаете. В такие времена лучше держать язык за зубами.

АДЕЛАИДА. Вот именно. Какое нам дело? Это нас не касается. I

ПЕППЕ. Будьте здоровы. Ты идешь, Федери?

ФЕДЕРИКО. Иду. Пошли, Амеде.

АМЕДЕО (он только что вошел). Когда же я получу наконец глоток кофе?.. (Пьет второпях. Затем обращается ко всем.)

Будьте здоровы. (Уходит, разговаривая на ходу с Федерикои Пеппе.)

Эррикозадерживается в переулке и закуривает, осматриваясь по сторонам как человек, опасающийся неприятных неожиданностей.

АДЕЛАИДА (прощаясь). Увидимся попозже, донна Ама. Иду будить эту лентяйку. (Имеет в виду племянницу.)

ДЖЕННАРО (входя в свою каморку, к Риккардо). С нами вы можете говорить. Мы люди надежные. Думаем так же, как и вы. (Исчезает.)

РИККАРДО (вполголоса, осторожно). Донна Ама, масло получили?

АМАЛИЯ. Приходите попозже. Есть один «человек», который мне обещал… Но знаете, как бывает… Подвернется покупатель, который платит подороже, — только его и видели… Но если принесет, то масло ваше. Вы знаете, что мы его не потребляем. Во — первых, потому, что оно нам не нравится, а потом… оно стоит так дорого… Кто его может покупать?..

РИККАРДО (язвительно). Ну да, вы ведь ничего не зарабатываете на масле!

АМАЛИЯ (оскорблена, но поддерживает игру). Синьор… Если вы будете так говорить, то я не берусь больше… я до сих пор помогала вам потому, что у вас дети. Но без всякой выгоды для себя, пусть мадонна…

В этот момент появляется Дженнаро. Он уже одет, на нем галстук, жилет; идет в глубь сцены за пиджаком, висящим па спинке стула.

(Подняв руку, чтобы произнести клятву перед изображением мадонны в переулке, словно придумывая, чем бы ей поклясться, после небольшого замешательства, увидев мужа, быстро восклицает.) Пусть она мне не даст больше взглянуть на моего мужа!

Дженнароостанавливается и некоторое время стоит окаменев в той позе, в которой его застала клятва. Затем, смиренно бормоча что-то непонятное, но явно недовольный клятвой, берет пиджак и возвращается в свою каморку. Между тем Амалиядостает свертки из-под матраца и подает их Риккардо.

Вот. это сахар, что вы просили. Это шоколад. (Показывал третий сверток.) А в этом свертке — вермишель из белой муки… Все это стоит… (Делая вид, что считает и не может подсчитать в уме.) Подождите, у меня есть бумага, которую мне принес тот «человек»; он скоро придет за деньгами. (Шарит среди безделушек на комоде, берет развернутую бумажку, делает вид, что читает.) Два кило сахара… Кило какао… Десять пачек вермишели. Потом от прошлой недели осталось… (Сдержанно.) Итак, всего… ровным счетом три тысячи пятьсот лир!

РИККАРДО (услышав цифру, бледнеет; секунду стоит в нерешительности, затем овладевает собой и произносит елейным голосом). Видите ли, донна Ама… (Он смущен своей несостоятельностью и пытается изобразить добродушную улыбку.) В данный момент у меня нет наличных. У меня болела жена… И только я один знаю, сколько это мне стоило… С тремя детьми… (Мрачнея.) К концу месяца прямо седею… Жалованье все то же… Кое — какие сбережения, что были, с дороговизной исчезли как дым… и вы понимаете…

АМАЛИЯ (забирая свертки из рук Риккардо, без обиняков). Но ведь у вас есть недвижимость…

РИККАРДО. Есть у меня домик, где я живу. Я его купил в рассрочку; столько лет пришлось трудиться и во всем отказывать себе. И две квартирки в Маньокавалло. (Иронически.) У меня есть недвижимость! А знаете, по какой цене я их сдаю внаем? Одну за двести, а другую за триста лир в месяц. Продать их? Да как я осмелюсь лишить этого немногого моих детей? (Потирает рукой лоб и, словно решаясь на нечеловеческую жертву, достает из кармана маленький сверток в папиросной бумаге, перевязанный ленточкой; с нежностью развертывает его и показывает содержимое Амалии.) Я вот принес серьгу моей жены. Мне ее оценили в пять тысяч лир…

АМАЛИЯ (поправляя волосы, чтобы показать безразличие). Обе?

РИККАРДО (встревоженно). Нет. Только одну. Другую я заложил. (Стыдливо опускает глаза.)