Джузеппе Маротта - Утешитель вдов

Занавес медленно падает.

ДЖЕННАРО опрыскивает специальной ароматической жидкостью внутренность шкафов. Раздается стук в главную дверь. Появляется рассыльный с огромным букетом роз. ДЖЕННАРО берет букет и делает рассыльному знак подождать. Проходит через сцену и скрывается в своем закутке. КОНЧЕТТА, которая притаилась за дверью в ожидании подходящего момента, быстро входит в комнату и скрывается в шкафу, прикрывшись висящим там платьем. ДЖЕННАРО выходит из коморки, дает рассыльному чаевые, выпроваживает его и открывает дверцу шкафа, обильно прыскает туда из пульверизатора и закрывает. Затем посреди комнаты опускается на колени и, кладя поклоны, начинает молиться. Молится он богу Вишну. В этот самый момент распахивается дверь и входит КУВЬЕЛЛО с огромным пакетом. По сравнению с первым действием он очень округлился, одет добротно и отлично выбрит. Вид молящегося Дженнаро повергает его в изумление.

ДЖЕННАРО. Великий Аллах и Магомет, пророк его! ( И без всякой паузы.) «Отче еси на небеси…»

КУВЬЕЛЛО( от удивления не в силах сдержаться). Дон Дженнаро! Что с вами?

ДЖЕННАРО. Будто не видишь? Совершаю ежедневную утреннюю молитву.

КУВЬЕЛЛО. Всем богам сразу? К какой же религии вы принадлежите?

ДЖЕННАРО. И ты еще спрашиваешь? Конечно к римско-католической…

КУВЬЕЛЛО. А при чем тут Вишну и Магомет?

ДЖЕННАРО. Сын мой, не задавай дурацких вопросов. В мире триста восемьдесят миллионов конфуцианцев и двести шестьдесят миллионов индусов. Мне лично сдается, что они заблуждаются, но ведь как знать? Если такая прорва людей убеждена в чем-то, значит, для этого есть основания. Как это говорится? Глас народа, глас божий. Стало быть, крепко держась христианской веры, я в предвидении возможных случайностей — ведь чем черт не шутит! — держу ухо востро. Таким образом, как бы дело ни обернулось, спасение мне обеспечено.

КУВЬЕЛЛО. А вдруг правы краснокожие?

ДЖЕННАРО. Чепуха! Пустой народец. Всякую мелочь я в расчет не беру… Скажи лучше, что ты там приволок?

КУВЬЕЛЛО. Фарфорового Христа в яслях от вдовы Линьямма и массивную вставную челюсть с уймой золота ее покойного супруга. А еще дон Гульельмо Фрустачи вернул мне туфли, которые вы продали ему вчера. Уверяет, что они вроде бы и красивы, но надеть их никак нельзя.

ДЖЕННАРО (разглядывая туфли). Не понимаю, чем они ему не понравились?

КУВЬЕЛЛО. Он сказал: «Хотел бы я знать, кто носил эти проклятые туфли? Разве тот, у кого были две левых ноги?»

ДЖЕННАРО. Знаешь, быть может, он и прав. Сейчас я припоминаю, что у дона Антонио Куомо была и в самом деле какая-то странная походка. Впрочем, черт с ним. Оба ботинка на левую ногу, говоришь? Ладно, рано или поздно мы загоним их двум инвалидам, у которых осталось только по одной левой ноге.

КУВЬЕЛЛО. Это мысль!

ДЖЕННАРО. Поверь мне! В Неаполе ничто не пропадает. Рано или поздно любая дребедень находит сбыт. Неаполь — это фабрика случайностей, Ты помнишь, как провоняла дона Роза Сгуэлья? Так вот нашелся-таки безносый, который скупил ее вещи и до сих пор счастлив и доволен.

КУВЬЕЛЛО. Честное слово?

ДЖЕННАРО. Не будем отвлекаться. Какие новости?

КУВЬЕЛЛО. Только одна, зато серьезная. Это чудо, дон Дженна. И зовут это чудо донной Феличита Куакилья.

ДЖЕННАРО. Куакилья?

КУВЬЕЛЛО. Куакилья. Представьте себе бабенку тридцати лет, красивую пышную и еще до вчерашнего дня голодранку? Представили?

ДЖЕННАРО. Представил.

КУВЬЕЛЛО. Ну а теперь представьте себе американского родственника, который оставляет Раймондо Куакилья триста миллионов, три-ста… представили?

ДЖЕННАРО. Представил.

КУВЬЕЛЛО. Теперь представьте себе нотариуса, который идет с этим сообщением к Куакилья. Я говорю ему: ради Бога, осторожнее! Называйте цифру не сразу! А этот болван возьми и ляпни сразу! Дон Раймондо, понятно, падает как подкошенный и больше уже не встает, хотя и хохочет: ха-ха-ха … Дон Дженна, это прямо-таки жуть. Он хохочет и по сию пору, сомкнуть челюсти он уже не мог. Помер, но хохот так и застыл на его лице. Пройдоха монах никак не хотел напутствовать его. Это еще как — говорил он — этот тип хохочет мне в лицо, а я должен давать ему отпущение?

ДЖЕННАРО. А вдова Куакилья плачет?