Ноэл Кауард - Интимная комедия

Аманда. Думаешь, это они?

Эллиот. Не знаю.

Аманда. О том, что мы здесь, известно только Фриде, но она бы не стала звонить.

Эллиот. Тогда это они.

Аманда. Что же мы будем делать?

Эллиот (обняв ее за плечи) . Ведь у нас с тобой все будет хорошо, да? Что бы там ни было?

Аманда. Конечно, милый.

Эллиот (целуя ее) . Тогда какая разница. (Направляется к телефону, который все еще звонит, зажигает по пути общий свет, снимает трубку.)

Аманда (садясь на диван) . Рано или поздно это должно было случиться.

Эллиот (в трубку) . Алло? Алло? Что?. Comment?. Madame, qui?. Алло!. Qui c'est ca… Madame Duvallon… Oui, oui, oui… (Прикрывая трубку рукой) . Просят позвать к телефону какую-то мадам Дювальон.

Аманда. А кто это?

Эллиот. Понятия не имею. (В трубку.) Je regrette beaocoup, Monsieur, mais Madame Duvallon viens de partir — cette apres midi pour Madagascar… (Кладет трубку.) Уф. На этот раз пронесло.

Аманда. У меня аж мурашки по спине.

Эллиот. А правда, что делать, если они вдруг войдут?

Аманда. Вести себя исключительно вежливо.

Эллиот. Но с достоинством.

Аманда. Конечно. Я, возможно, даже сделаю реверанс.

Эллиот. Видишь, даже большая опасность кажется не такой опасной, когда люди счастливы.

Аманда. Беда в том, что люди не могут быть счастливы вечно.

Эллиот. Милая, не говори так.

Аманда. Но это так. И в сущности, все это очень злая шутка.

Эллиот (шутливо) . И ты смеешь говорить так о прекрасном и священном чувстве — о любви?

Аманда (очень серьезно) . Именно о нем.

Эллиот (трагически) . И как мне это понимать — спрашиваю себя я в стремлении к высшей истине. Боже правый, как это понимать?

Аманда. Ты зря смеешься, я серьезно.

Эллиот (серьезно) . А вот этого, дорогая, не надо! Не надо быть серьезной! Все они только этого от нас и хотят.

Аманда. Кто — они?

Эллиот. Да все эти записные моралисты, которые стремятся сделать жизнь невыносимо унылой. А ты смейся над ними. Будь легкомысленной. Смейся над всеми их священными условностями. Легкомыслие — как щепотка перца в их слащавую преснятину.

Аманда. Если над всем смеяться, то надо смеяться и над собой.

Эллиот. Конечно, надо! Мы с тобой дико смешные.

Аманда. Сколько же продлится эта наша смешная, изматывающая любовь?

Эллиот. Кто знает.

Аманда. И у нас вечно будет желание ругаться и ссориться?

Эллиот. Нет, постепенно оно угаснет. Как и наша страсть.

Аманда. Господи, неужели правда?

Эллиот. Все зависит от нас.

Аманда (серьезно) . А вдруг один из нас умрет? Что, второй и тогда будет смеяться?

Эллиот (с видом знатока) . Еще как — во всю мочь!

Аманда (задумчиво) . Смерть — это серьезно.

Эллиот. Нет, совсем нет. Смерть очень смешная штука. Такой изящный трюк с исчезновением. Весь секрет в потайных зеркалах.

Аманда. Дорогой, ты говоришь глупости.

Эллиот. А в конечном счете все говорят глупости. И потому да здравствует легкомыслие, и горе жалким философам. Будем дудеть в трубы и пищалки, будем радоваться, как беззаботные школьники. Будем смаковать вкус каждой секунды. Приди же ко мне, о моя милая, и целуй меня, пока тело твое еще не истлело, и черви не копошатся в твоих глазницах. (Увлекает ее на диван, нежно целует.) И знай: я на все согласен. Разрисуй лицо краской, пляши голой на Площади Согласия, кидайся на всех мужчин подряд — я и слова не скажу, пока уверен, что по-настоящему ты любишь только меня.

Аманда. Спасибо, дорогой. Ты тоже волен делать, что угодно. С одним исключением: если я замечу хоть один взгляд на другую женщину — убью!

Эллиот. А ты помнишь скандал, который у нас был в Венеции?

Аманда. Какой именно?

Эллиот. Когда ты купила на площади крашеную деревянную змею, и подсунула мне ее в постель.

Аманда. А, Чарли! Я назвала эту змейку Чарли. Она так красиво извивалась.

Эллиот. Жуткая гадость. Я видеть ее не мог.

Аманда. Помню, помню! Ты выкинул ее через окно прямо в Гранд-канал. Никогда тебе этого не прощу.

Эллиот. И долго мы из-за нее ссорились?

Аманда. Несколько дней без перерыва.