Анна Пейчева - Величайший зануда на земле

Однако Кеша почти ее не слушал.

Он наконец увидел Майю! Рыжеволосая богиня, в своей роскошной лисьей шубе, влетела в конференц-зал, на долю секунду опередив Хрюкина, который только крякнул, получив ароматными кудрями по носу. Под шубой у Майи что-то шевелилось и шумно дышало. Позвольте… Позвольте, это же не…

– Голубчики мои, прошу минуточку внимания! – зазвучал мягкий голос директора из всех динамиков.

Хрюкин – в персиковой рубашечке с закатанными рукавами, оголяющими сдобные запястья, в прелестном шейном платочке с персиковыми же крапинками, взял микрофон, встал на подиум рядом с елкой и широкими приглашающими жестами собирал вокруг себя всех сотрудников.

– Вот так, станьте, дети, станьте в круг, станьте в круг, станьте в круг… Хорошо, птички вы мои невелички. Все здесь? Господин Ламперт, я тут, возле елки, а не на голове нашей очаровательной Майи Колокольчиковой, что ты ее гипнотизируешь – кстати, изумительные духи, моя дорогая, и прелестная прическа у тебя сегодня… Итак, объявляю собрание открытым! И для начала, милые вы мои пупсики, я немного испорчу вам новогоднее настроение…

В конференц-зале установилась звенящая тишина.

Внезапно Майина шуба громко, с подвизгиванием, чихнула.

Не может быть! Она притащила на работу собаку!

– Вот, голубчики, вот именно об этом я и говорю, – обиженно сказал Хрюкин, прервавшись на полуслове. – Даже собрание провести не даете. Буквально на лету срезаете. Кто это чихнул?

Майя испуганно запахнула шубу и вжала голову в плечи. Кеша, до конца не осознав, что делает, бросился на амбразуру:

– Это я, Григорий Петрович! Я чихнул.

И тут же ощутил на себе жаркий груз осуждающих взглядов. Словно на него направили тысячи лазеров одновременно. Впрочем, был среди этих взглядов один сочувствующий – от Нели. И главное – один благодарный. От спасенной принцессы.

– Плохо, Иннокентий, плохо! Разве можно чихать, когда директор выступает! Да еще так громко! – погрозил ему пухлым пальчиком Хрюкин. Если бы у Кеши был панцирь, как у улитки, он бы втянул сейчас в него всю голову вместе с р о жками. – Будь здоров, голубчик, потому что здоровье тебе – да и всем вам, птички мои – в ближайшее же время очень понадобится.

Директор сделал драматическую паузу.

– «Домашний рай», милые мои, в последние месяцы опустел и даже, можно сказать, захирел. Да, голубчики, именно захирел. Хм, между прочим, отличная идея для моей следующей картины – «Захиревший рай». Прямо так и вижу: голые ветки, грустные голодные птицы тут и там, надкусанные яблоки – нет, «Эппл» на меня в суд подаст… Ладно, вместо яблок – пустые грязные чашки из-под амброзии… Нужно будет на каждой меленько так надписать: «Амброзия», чтобы никто не подумал, что это чашки из-под кофе или, скажем, банального чая…

Сотрудники, меньше всего сейчас ожидавшие услышать сумбурные размышления об искусстве, с недоумением переглядывались.

– Григорий Петрович, – кашлянула на заднем плане секретарша Люся, разумная дама средних лет, державшая все дела магазина под контролем и не дававшая своему шефу окончательно уйти в астрал – или в Царство Небесное. Она единственная здесь выглядела профессионально: строгий темно-серый костюм, корректная блузка, классические лодочки.

– Да, Люсенька, вижу, вы хотите мне напомнить: как же так, Григорий Петрович, ведь ваше творчество считают позитивным! – взмахнул рукой Хрюкин. – А я отвечу, голубчики: как тут оставаться позитивным в таких обстоятельствах? Серьезные убытки терпит наш магазин. Серьезнейшие! И это в морозном декабре – самом горячем месяце в плане продаж! – Вот теперь директору удалось добиться стопроцентного внимания со стороны подчиненных. Каким-то загадочным образом ему все же удалось переключиться с рассуждений о живописи на тему собрания. – Клиенты, птенцы вы мои ленивые, недовольны. Сплошные жалобы на качество обслуживания. Встречают покупателей – если вообще встречают – не радостные ангелы, а какие-то мрачные лягушки… Да, лягушки! – внезапно полное лицо Хрюкино озарилось детской улыбкой. – Их обязательно нужно тоже изобразить на моей картине… Так, о чем это я?

– О качестве обслуживания, Григорий Петрович, – мягко подсказала Люся из-за плеча.

– Да, качество обслуживания в последние месяцы просто из рук вон плохое. Безобразно, голуби мои, относитесь к покупателям – а значит, и ко мне! Как вам не стыдно, дети мои, как не стыдно! Я ведь только-только нашел себя, погрузился в искусство, растворился, можно сказать, в масляных красках, нашел свой личный рай – а вы, голубчики, грубо швыряете меня с небес на землю, заставляете заниматься всякими скучными топ-менеджерскими делами. И это после того, как я самолично украсил вам гирляндами новогоднюю елку! – Хрюкин в ажитации дернул за торчащую лампочку, едва не свернув при этом дерево. – Где еще вы возьмете такого директора, который вам своими ручками и картины напишет, и елку нарядит? А, голубчики? Ну где? Вот то-то и оно, что таких как я, больше нигде нет!