Александр Шляпин - Максимовна и гуманоиды

– А вот бабушка, и зубик ваш больной…

– На шею его себе повесь, —зло сказал Максимовна и слезла с «козла». – Я к тебе больше никогда не приду.

Обидевшись, старуха вышла из фельдшерского пункта, и уверенной поступью поковыляла в сторону деревенского «Сельпо». Там, как водится в деревнях, был пункт сбора местных деревенских «блогеров». Не доходя до магазина пару сотен метров, Максимовна обернулась, и со злостью, швырнула палку за забор. Звук разбитого стекла, заставили Максимовну включить «пятую передачу», чтобы во время скрыться от взбешенного хозяина.

– «Вот же черт, будто кто подменил, – сказала Максимовна про свою трость, которая верой и правдой отслужила ей больше пятнадцати лет.– Неловок, как стал, спасу нет! – сказала в голос Максимовна, как бы оправдываясь.

Старуха еще не осознавала, что в её организме начали протекать какие—то странные и необратимые процессы, которые запустили механизм регенерации всех органов. Все её тело, словно чесалось. Мышцы наливались какой—то приятной упругостью и былой силой. С каждой минутой её поступь становилась все тверже и уверенней, а боль в коленях, которая раньше изводила старуху, куда—то исчезла. Ноги теперь не заплетались. Как было еще вчера, а шли по земле, как будто и не было за её плечами прожитых лет.

Деревенские старухи выстроились в очереди за хлебом (это так называлось). Каждый день они собирались в сельском магазине с самого его открытия. Только здесь, можно было узнать все последние новости, которые произошли в деревне Горемыкино, за последние сутки. Это был деревенский «информационный центр». Здесь можно было выведать все: кто с кем гуляет, кто кому изменяет, и сколько было выпито самогона и съедено огурцов на поминках у конюха Семена.

Максимовна ввалилась в магазин, грохоча оббитой оцинкованным железом дверью к которой была прикручена тугая пружина.

– Ну, что старые кобылы – здрасте вам! Что вам дома не сидится клюшки вы старые, – сказала Балалайкина, подзадоривая односельчанок.– Хлебца свеженького захотелось, аль может, мы бабы, по сто грамм и к мальчишкам на колхозный стан?!

– Ты, что «балалайка» умом тронулоась? – спросила Канониха. – Тебе крышу сорвало?

– Крыша моя на месте!

– А тогда, куда ты ходила, старая перхоть, —спросила подруга.

– Ты Таня, не поверишь! Зуб у меня вчера заболел! Последний! Я с самого утра к «пипетке» поперлась, – ответила Максимовна.

– А у тебя, что еще не протезы?! – спросила баба Клава.

– Нет! Не протезы! Зуб у меня болел! Не видишь, мне все рыло на бок стянуло! – сказала Максимовна.

– Становись за мной, – сказала Канониха. —Я тебе место занимала…

Слегка потеснив очередь, Канониха пропустила вперед свою подругу, которую она знала еще с тех времен, когда они ходили в первый класс сельской школы.– А ты «коня» своего куда задевала – клизма ты старая? – спросила баба Таня.

– Ты не поверишь! Я его Танюха, выкинула к Мирону в огород. Да видать побила ему теплицу. Я с утра пришкандыбала к Светке —пипетке —да и говорю ей: Света, бляха медная —у меня зуб болит! Ты мне его тяни быстрее! Светка меня на «козла» усадила, словно у меня зубы болят не в роте, а там… Ноги мне растопырила, и через лупу смотрит…

– Что прямо в… —спросила Канониха, опуская взгляд.

– Да нет! В рот!!! «Какой вам баба Маша, зуб тянуть?! Их у вас столько – мама моя дорогая»! Мне почудилось, что фельдшерица умом поехала. Совсем шаболда, на кобелях мозги потеряла! – зло сказала Максимовна.

– Глянуть дай? – спросила Канониха, с любопытством, заглядывая ей в рот.

– А сто рублей дашь?

– А писюнов тебе тачку не подкинуть? Я за сто рублей даже Митяю могу отдаться!

– А что на халяву зеньки пялить?! Не видишь, горе у меня…

– Какое горе? —спросила Канониха. —Это разве горе?

– Зуб я Таня, последний свой потеряла. Теперь мне не чем даже семечки грызть, —ответила Максимовна.

Тут лицо Балалайкиной изменилось и перекосилось на бок. Ей померещилось, что у неё во рту кто—то зашевелился:

– Что это… бляха медная… Ой, бабоньки! У мене в роте опять что—то шевелится, – заверещала Максимовна. —Черваки меня грызут!

Баба Клава по кличке «Телескоп», подошла к своей подруге, и любопытствуя, заглянула ей в рот сквозь свои линзы.

– Ты Машка, мялицу свою шире разуй! Скажи «А», – сказала «Телескоп». —Глянуть хочу! Брешешь, наверное, что у тебя новые зубы ёсь!

Максимовна, широко открыла рот, да как заорет на весь магазин:

– А—а, а—а, а—а, а—а!