Евгений Захаров - Занимательное артуроведение

Матушка Геранья ждала продолжения. Слуга молчал. Я кашлянул. Матильда полыхала. Леопольд засвистел носом, уснув прямо на стуле. Неожиданно конюх с грохотом рухнул на пол. Лео проснулся и заверещал.

– На конюшню! – скомандовала матушка, вылезая из-за стола. Она величественно подобрала юбки и затопала к выходу из обеденной залы, сметая по дороге кресла, слуг и попадавшихся под ноги собак. Мы все поспешили за ней, причем я тащил за ноги потерявшего дух Тристана.

Внизу, в сарае, было довольно темно, так что оруженосца удалось разглядеть не сразу. Развалясь, он расположился на тюках с сеном и гулко сопел. Его уши тихонько трепетали.

– Он ранен! – взвизгнула Тильда.

– Вот еще, – сухо отозвался я. – Пьяный, как свинья.

– А я говорю – ранен! – и я охнул: локоть сестрицы вьехал мне в бок.

Матушка затрясла Прича за плечо. Тот повозил ногами по сену и что-то нечленораздельно промычал. Пришлось вмешаться и вылить на голову отважного оруженосца ведро воды. Раздался громкий фырк и вой, а затем Причард воздвигся, тряся головой, как конь.

– Жалко, – заметил я. – Долго сохнуть будет.

– Причард? – уточнила Матильда с томной нежностью в голосе.

– Сено, – ответил я. – Да и этот – тоже.

– Куда ты подевал мою дочь? – ревела на ухо оруженосцу матушка. – Отвечай, пьянь!

– Беда, – бормотал Причард, тщетно стараясь сфокусировать на ней размытый взгляд своих маленьких кроличьих глазок. – Горе нам. Много подвигов свершила отважная дева и вот! – он хлопнул себя по толстым бедрам. – Попала в плен к великанам! Наверное… А я предупреждал! – И он свернулся калачиком, улегшись у ног разьяренной мамочки.

– Почему же ты ее не спас, лживый пень! – гремела Геранья, хватая его за шкирку и тряся, как нашкодившего кота. Причард зевнул.

– Отстаньте от меня, люди, – сказал он уныло. – Спать хочется.

Но матушка была начеку: влепила ему такую затрещину – аж звон пошел.

– Как ты здесь оказался! – крикнула она. – И не смей засыпать, когда я с тобой разговариваю! Герман, держи его!

Я, со вздохом, схватил Причарда за ремень.

– Вынес меня верный конь, – бормотал оруженосец, раскачиваясь на ремне. – Весть я принес в дом родной. Дам я ему и овса, где-то была колбаса… – и полез по карманам, время от времени, встряхивая кудлатой головой.

– Вот он какой, отважный герой! – прошептала Тильда. Я поморщился. Над моими стихами смеются даже кошки, а эти негодяи болтают себе, как ни в чем ни бывало!

– Я вот все думаю тож, – начал было я, но матушка перебила:

– У, завел свою трепотню! Хватит уже. Уши вянут. И вообще – пошли отсюда, от этого бурдюка с вином сейчас многого не допросишься.

Я с облегчением выпустил из рук ремень, и Прич, квакнув, хлопнулся на сено.

– Колбасы нету, – сказал он уже во сне. Я с чувством сплюнул.

Оставив храпящего «героя», все разбрелись по замку переваривать новость. Матушка понесла отдыхать свой живот. Матильда отдавала дань грибам в обеденной. Я же поспешил в свою излюбленную «ума палату» – так я назвал небольшую нишу в одном из многочисленных коридоров замка, где уединялся на предмет думания, размышления и сочинительства. Там я достал блокнотик, карандаш и стал писать. А записываю я все умные мысли, часто приходящие мне в голову: колкости в адрес Матильды, которые лучше не применять на практике; рецепты приготовления пирогов из глины… Но больше всего в блокноте стихов. Да, я люблю стихи! И не считаю это зазорным. В отличие от моих домашних.

Вот, к примеру, только что мне на ум пришли строки: «Хрунгильда, незабвенная сестрица, окрестностей прекрасная царица!». Выходило неплохо, хотя и абсолютно неверно. Никакая Хрун не царица, да и далеко не прекрасная. О ее комплекции я уже упоминал. А характер! Хотя, прямо скажем, общаться с ней было довольно интересно, но вот вмешиваться в чужие дела – этого у нее было не отнять!

К примеру: однажды я пошел прогуляться в лес. Тишина, красота, птички поют – заслушаешься! Открываю это я свой блокнотик, начинаю писать мгновенно пришедшие в голову строчки: «Унылая пора, очей очарованье…". Как вдруг, ломая кусты, ко мне подлетает какой-то взмыленный человек и со всей дури трубит в рог. За ним прямо по мне летит целая свора собак, и, наконец, я едва не оказываюсь под копытами Громобоя, лучшего коня в замке (а каждое копыто – с хорошую сковородку!). На коне восседает Хрунгильда и, премило улыбаясь, щебечет что-то о каком-то олене, который, видимо, должен был где-то тут пробегать… Ну не подло ли? Какое после этого очей очарованье? Стих я, кстати, так и не дописал…