Стивен Фрай - Троя. Величайшее предание в пересказе

Квинт Смирнский говорит об этом так – в переводе Артура Сэндерза Уэя:

Второй формальный поединок – тот, что состоялся между Гектором и Аяксом (первый – незавершенная стычка между Парисом и Менелаем), – закончился церемонным обменом между участниками, как вы помните: Аякс вручил Гектору свой боевой пояс, а Гектор Аяксу – свой меч, которому суждено было стать орудием самоубийства Аякса. Пояс же Гектор носил со дня поединка, и вот им-то Ахилл привязал труп Гектора к своей колеснице и жестоко таскал его в пыли. Эти доблестные знаки внимания стали символами главных ужасов и трагедий той войны. Первый доспех Ахилла – тот самый, в котором сражался Патрокл, – чудесный второй доспех, выкованный Гефестом, боевой пояс Аякса и меч Гектора – все они словно заговорены на беду. История Трои, ясное дело, полнится проклятиями, и эти символы рождают понимание: все, так или иначе относящееся к открытой войне, по самой природе своей прóклято.

Мальчика назвали в честь великого щита Аякса. Эврисак вырос и стал владыкой Саламина. Софокл написал о нем пьесу, но она до нас не дошла. Его трагедия «Аякс» же существует – ее время от времени ставят на сцене, переводят и адаптируют.

Оба они приходились внуками Эаку, у которого было двое сыновей – Теламон и Пелей, как вы помните. А. Вы. Помните .

Если верить историку и географу Страбону, Марк Антоний украл статую Аякса с его могилы и подарил ее Клеопатре. Павсаний же запечатлел встречу с неким мизийцем, сообщившим ему, что, когда могилу смыло, среди сохраненных костей Аякса были его коленные чашечки «размером с диск для юношеского пентатлона».

Отсылки к этой версии истории Корифа я обнаруживаю лишь в «Сказании о Трое» у Роджера Лэнслина Грина [1918–1987] и в Книге четвертой поэмы «Елена Троянская» плодовитого фольклориста XIX века Эндрю Лэнга [1844–1912], ставшей, по-видимому, источником для Лэнслина Грина, и – по моей дальнейшей догадке – развитой самим Лэнгом по мотивам более известного повествования. В великолепно названном сборнике поэта I в. н. э. Парфения Никейского «Erotica Pathemata» («О любовных страданиях») объединены два варианта более ранних историков Трои – Кефалона Гергифского (под этим псевдонимом в конце III – начале II в. до н. э. писал Гегесианакс из Александрии-Троады) и Гелланика Лесбосского (V в. до н. э.). Вот как это изложено в «Erotica Pathemata» (перевод Стивена Гэйзли, [1882–1943]): «В союзе Эноны и Александра [другое имя Париса] родился мальчик, названный Корифом. Он пришел в Трою помочь троянцам и там влюбился в Елену. Она же приняла его с величайшим радушием – мальчик был необычайной красы, – но отец его выявил цели Корифа и убил его». Никандр, однако же, утверждает, что Кориф был сыном не от Эноны, а от Елены у Александра, и говорит он вот так:

(«Пастух» – это, конечно, тоже Парис.)

У Лэнслина Грина, впрочем, Елена «читает» послание, Лэнг же говорит о «знаках» и (что несколько путает) о «рунах»… Надо полагать, если Энона действительно писала, то на языке, бывшем дальним родственником линейному письму Б – микенскому слоговому письму, к эпохе Гомера отмершему, но предшествовавшему послегомеровскому алфавиту. Или, возможно, сообщение было написано в системе, предшествовавшей линейному письму Б – минойским линейным письмом А, а его все еще предстоит расшифровать. Знаменитый ключ к линейному письму Б предложили Майкл Вентрис [1922–1956] и Джон Чэдуик [1920–1998] в 1950-е, через сорок лет после смерти Эндрю Лэнга. Гомер ни о чтении, ни о письме ни в одном из своих эпосов не заикается, и нам следует выбросить из головы любые представления о гонцах, доставляющих депеши, глашатаях, читающих по свиткам, или о переписке воителей с далекими домочадцами. Однако эта версия истории с Корифом у Эндрю Лэнга опирается на некое сообщение, и что там были за «знаки», нам с вами остается лишь гадать. Пусть так, но мне – как и Лэнслину Грину – ближе видение Лэнга со знаками, рунами и всем прочим…

В трагедии Софокла «Филоктет» Одиссей берет с собой на Лемнос Неоптолема (Диомед не участвует), и разыгрывается сложная психологическая игра хитростей и обмана. Филоктет отказывается помогать греческой армии, но в конце концов на сцену нисходит Геракл – deus ex machina – и являет Филоктету, что в Трое его ждут и исцеление, и героическая победа. [Deus ex machina ( лат. букв .) – бог из машины; неожиданное спасение, искусственная, неправдоподобная развязка, случайное лицо, благоприятно влияющее на исход событий. В античном театре на сцене с помощью механики появлялся бог, который своим вмешательством приводил пьесу к развязке. – Примеч. перев .]