И лишь одно немного тяготило Валентина Петровича – он ни с кем не мог поделиться этой радостью созерцания. Ни с рыбаками, снующими по берегу в поисках клева, ни с охотниками, остающимися у костра на ночлег, не с мышами, беспардонно скачущими по нему, не со случайно птицей, присевшей почистить перья. Да и кто вообще стал бы слушать бормотания старого камня, уютно расположившегося на берегу реки?..
– Я открыл формулу счастья, любезная Валентина Афанасьевна!
– На дне бутылки, Мушкин? Так этим вы меня не удивили!
– Да нет, Валентина Афанасьевна! Что вы! Причем здесь… Я говорю об истинном счастье! Я нашел формулу, с помощью которой все станут счастливы на Земле!
– Да что вы говорите! Уже похмеливши что ли, Мушкин?
– Да причем здесь… Да послушайте! Я правду говорю! Это же просто восхитительно! Она оказалась настолько проста, что я даже не понимаю, как человечество до сих пор до этого не додумалось! Давно бы все уже были счастливы, любезная Валентина Афанасьевна!
– У вас определенно делирий, Мушкин. Что, конечно, неудивительно – столько пить! Вам к врачам надо!
– Да не надо мне ни к каким врачам! Какой, к черту, делирий? Ну как же вы не поймете, дорогая Валентина Афанасьевна, что я говорю совершенно серьезные вещи! Ну, выслушайте же меня! Вы сами убедитесь, насколько формула настоящего неподдельного счастья проста! Вы сами сможете воспользоваться ей и стать счастливейшей женщиной на свете!
– Мушкин, я не знаю, что за бред вы тут несете, но извольте – я вас выслушаю, если вы пообещаете мне немедля обратиться к врачам! Обещаете?
– Да все что угодно, милая Валентина Афанасьевна! Только выслушайте!
– Ну, хорошо, выкладывайте вашу формулу…
– Слушайте: В чистом поле под Кологривом зарыт топор эпоса о бесславных подвигах титанов на землях тамбовского уезда, когда только солнце, обратившись в глаз нечипарока из племенных быков алтайских пород, вышло занозой на великой реке Орловке, где толпились клубы истлевших тамбуринов. Надобно отколосить семь плевел от глаза нечипарочного, истолочь их в молоко из сосцов звезды Полынь, и дать выпить трем девственницам, что раскинулись вдоль ростовского тракта. И тогда вновь взойдет топор эпоса над полем кологривым и воссияет на Земле великое титаническое счастье! Видите, любезная Валентина Афанасьевна, как все просто! А вы мне не верили!..
Захотелось мне тут, грешным делом, накидать вам злободневную статейку про инженера Синицына, который, пребывая в состоянии, что называется, оторви и выбрось, пришел к директору фабрики по производству лубяных изделий и прямо с порога начал хамить, как у себя дома.
А у директора, надо сказать, тоже все обстояло не благополучно с настроением, так что драка вышла знатная. Благо лубяных изделий было в достатке.
А потом я подумал и решил, что, в сущности, кому какое дело до инженера Синицына и его душевных метаний? Так что не стану я писать никаких статеек, а расскажу вам лучше что-нибудь на женскую тему.
Например, о супруге инженера Синицына – Ефросинье Агафоновне Синициной-Штепсельбах и ее романе с директором фабрики по производству лубяных изделий.
А впрочем, кому какое дело до душевных метаний какой-то там взбалмошной дамочки? Лучше, конечно, послушать что-нибудь из разряда криминальной хроники.
Например, о гражданке Таракановой, которая находясь в состоянии, что называется, оторви и выбрось, зверски забила на смерть обручальным кольцом своего мужа – директора фабрики по производству лубяных изделий.
Но, положа руку на сердце, кому какое дело, до каких-то там бытовых разборок неуравновешенных супругов?
Так что, куда ни плюнь – а рассказывать совершенно не о чем.
Так что адью-с вам, и не кашлять!
У Петра Игнатьевича выпала из руки жаренная куриная нога и закатилась под диван.
– Экая незадача! – пробормотал Петр Игнатьевич и, кряхтя, полез под диван.
А обнаруживши там Семена Ильича, уже уписывающего ногу за обе щеки, от удивления пребольно тюкнулся головой о днище дивана.
– Что за диво?! – воскликнул Петр Игнатьевич, почесывая шишку. – Вы как тут оказались, любезный?
– Здравствуйте, Петр Игнатьевич, – противно чавкая, сказал Семен Ильич. – Какими судьбами к нам?
– Да я, видишь, курячью ногу обро… То есть, что значит какими судьбами?! – от удивления Петр Игнатьевич вторично тюкнулся головой. – Я, положим, у себя дома! А вот, что вы тут делаете – мне как-то не совсем понятно!
Читать дальше