Алексей Розенберг: Куншт-камера. Зал первый

– Ну, полно Вам, Анна Егоровна! Полно… – старичок порылся в портфеле и вытащил чернильный прибор. – Я же все знаю. Вам просто настолько все опротивело, что Вы решили, что вот этот вот, простите за вольность, гадюшник – и есть предел Ваших мечтаний. Но уверяю Вас – это, мягко говоря, не правда. И Вы в этом убедитесь сразу же, как только мы подпишем окончательный договор.

Анне Егоровне на мгновение представилось, как она мчит на кабриолете навстречу морю, на берегу которого в роскошном бунгало черноокий Аполлон, в ожидании ее, разливает шампанское по бокалам…

Анна Егоровна снова наполнила стакан до краев и залпом выпила.

– Ладно, старый пень, давай сюда свои писульки!

Старичок пододвинул стопку листков поближе к Анне Егоровне и протянул перо.

– Нужно подписать тут, тут и тут, – сказал он, указывая на нужные места на листках.

Анна Егоровна еще раз смерила его взглядом, и решительно схватив перо, размашистым росчерком поставила все подписи.

– Ну вот и чудненько, любезная Анна Егоровна, – старик спешно убрал в портфель листки и чернильный прибор, и, улыбнувшись, вытащил из него бутылку коньяку: – Не плохо бы вспрыснуть удачное окончание нашего дела, а?

– Неплохо-то – неплохо, но когда я увижу деньги? – спросила Анна Егоровна, откупоривая бутылку.

– Не извольте беспокоиться, любезная Анна Егоровна – как и договаривались: завтра утром вся сумма до копеечки поступит на Ваш счет!

– Лучше бы наличными… – пробормотала Анна Егоровна, разливая коньяк по стаканам.

– Ну что Вы, любезная Анна Егоровна! Какие в наши дни наличные? Это же уже прошлый век! И Вы же не станете спорить, что расчеты через банки гораздо надежнее и безопаснее, нежели если бы я к Вам заявился с чемоданом денег?..

– Ладно. Давай, старый пень!..

Анна Егоровна стукнула стаканам о стакан старичка и залпом выпила.

И тут же по всему ее телу пробежала судорога, она захрипела, схватилась за горло и через мгновение упала замертво.

Старичок осторожно пихнул безжизненное тело носком ботинка, усмехнулся и, достав телефон, набрал номер:

– Алло! Да, это я. Все готово. Да, подписала. Выставляйте квартиру на продажу. И пришли Семена – надо бы прибраться. Да по шустрее!

Старичок спрятал телефон, почесал за ухом безмятежного Чешуя, и, перешагнув труп, удалился.

Выкушал Захар Олегович стопку водки, да и помер.

Приходит его жена. Приходит, и видит скучного Захара Олеговича на полу, и чуть початую бутылку водки на столе.

Ну, выкушала она за упокой Захара Олеговича стопку водки, да и рядом слегла.

Приходит дворник Тихон. Приходит, и видит скучную супружескую пару на полу, и чуть початую бутылку водки на столе.

Размышлять ему не приходилось, так что выкушал он стопку водки за упокой супругов, да и… закурил.

Попыхтел папироской, да и еще одну стопку выкушал. И опять закурил. И опять стопку.

Так всю бутылку и выкушал.

После чего завернул усопших в газету и выбросил в мусоропровод. А сам пошел в зоомагазин за новыми хомячками, а заодно и в гастроном, дабы было чем отметить их новоселье.

Михаил Евгеньевич получил анонимное письмо от Петра Фомича. То есть, конечно, там не было подписано, что, мол, это Петр Фомич написал, но все и так было ясно. Просто на такое письмишко, кроме как Петр Фомич, более никто среди знакомых Михаила Евгеньевича способен не был. Поэтому-то Михаил Евгеньевич и решил, что, мол, раз нет подписи, то анонимка, ясное дело, творение рук Петра Фомича. А надо сказать, что Петр Фомич был не в курсе анонимки, и даже не предполагал, кто мог написать такое письмо, да еще и повернуть дело так, что Михаил Евгеньевич однозначно подумал на него. Сам-то Петр Фомич был не чужд до сочинительства всякого рода анонимных пасквилей, но Михаилу Евгеньевичу он ничего такого не сочинял и не посылал. Вот Какису, Арнольду Серафимовичу, посылал. И даже не одно. Так то же Какис. А что бы Михаилу Евгеньевичу – ни разу! М-да…

Нет, ну черт знает что! Какис этот, Арнольд Серафимович, подлец, конечно, рассказывал Михаилу Евгеньевичу, что получал анонимки от Петра Фомича, вот Михаил Евгеньевич и решил, что без него тут не обошлось. А ведь обошлось – не писал Петр Фомич этой чертовой анонимки! Ну, может, конечно, и имел такие намерения, однако не писал! И все равно Михаил Евгеньевич думает на него, невзирая на то, что анонимное письмо было подписано собакой Какисом. Даже подчерк этого Какиса, будь он не ладен. Ведь если бы Петр Фомич надумал бы писать анонимку Михаилу Евгеньевичу, то разве стал бы подделывать подчерк Какиса и, тем более, подписываться такой дурацкой фамилией? Да такую фамилию и без ошибок-то черта с два напишешь! А подчерк? Пальцы сломать можно! Эвон, какую мозоль натер! Ну, ни чего! Теперь-то он этому чертову Какису такую анонимку напишет, такое письмецо состряпает, что тот от возмущения свои штиблеты, скотина, сожрет! А то ишь, тоже мне, Какис нашелся…