Алексей Розенберг: Куншт-камера. Зал первый

– Да об чем же речь, Петр Михайлович! Откушать водочки, да с запотевшего графинчика, да под грибок и икорочку – не это ли есть наивысшее удовольствие?

– Прекрасные слова, Дмитрий Петрович! А знаете, у меня припасена бутылочка шикарного бренди – не желаете ли опробовать?

– Ну что вы такое говорите, Петр Михайлович? Как же можно не желать опробовать золотистого нектара? Тем более, что хороший бренди располагает к приятным неспешным беседам.

– Как вы правы, Дмитрий Петрович! Но, было бы совершенно непростительно с моей стороны не предложить вам опробовать так же и превосходного огненного рома – мне на днях прямо из-за морей доставили!

– Огненный ром любые сердца берет на абордаж, Петр Михайлович! И вы правы – было бы ошибкой утаить от меня такой чудесный напиток! Кстати, я предпочитаю пить его исключительно в чистом виде.

– Вы просто настоящий корсар, Дмитрий Петрович! А от настоящего корсара я не могу утаить магического Абсента самой наивысшей крепости, доставленного мне не совсем законным путем. Говорят, что одна только стопка этого полынного напитка, приводит в неистовство разум, заставляя его творить восхитительные и необычные вещи!

– О да! Несколько глотков этого эликсира превращают меня в поэта и художника! Муза, подобная маленькой прекрасной фее, нашептывает мне сюжеты еще ненаписанных романов. И его, кстати, я также предпочитаю пить в чистом виде, безо всяких премудростей и огнепоклонничества.

– Вы необычный человек, Дмитрий Петрович! И мне очень приятно поддерживать с вами дружеские отношения! И я смею надеяться, что и впредь, когда нас выпишут из этого дома скорби, мы с вами продолжим нашу прекрасную дружбу!

– Ничего не имею против, Петр Михайлович! Однако нам пора отправляться на процедуры, так что поговорим после. Всего доброго!

И Михаил Дмитриевич одиноко побрел к серому зданию, на крыльце которого его уже поджидал мужчина в белом халате…

В то время, когда у Исидора Луначерчивича, на полутёмной кухне, из серебра пыли восходила пупавковая звезда Artemísia , озаряющая своим зеленоватым светом все таинства человеческих душ, где-то на задворках вселенского бытия одинокий путник-трупоед Анфисий Глинноногий, он же Beatus St. Скорохват, укладывался спать в обители вечного сумрака, что означало лишь одно – скорую кончину всех четырёх мыслей той самой пупавковой звезды Artemísia , так редко высекаемых хрустальными подковами Дикого Буйвола, взращённого Исидором Луначерчивичем в горьких недрах Artemisia absinthiu .

И тогда поднимался Исидор Луначерчивич в полный рост, и делал шаг отсюда туда, и вновь садился в ожидании пупавковой звезды Artemísia на своей полутёмной кухне, покрытой серебром пыли: свадьба была окончена, дабы начаться вновь…

– Семен Андреевич, а вам не кажется, что чем-то пахнет?

– Пахнет? Хм… Чем же?

– Ну, принюхайтесь. Неужели не чувствуете?

– Да нет, Мария Витальевна, ничего такого не ощущаю. А что? Чем пахнет-то?

– Да, признаться, Семен Андреевич, я и сама толком не пойму, но пахнет чем-то совершенно исключительным.

– Вот как? Так чем же?

– Если бы я знала, Семен Андреевич, то и не спрашивала бы.

– Резонно. Но все-таки – на что это похоже, Мария Витальевна?

– Да я понятия не имею! Гадость какая-то… Будто стухло что…

– Хм… Стухло? Интересно… Во всяком случае я ничего такого не слышу. А вы уверены в своих ощущениях?

– Не держите меня за дуру, Семен Андреевич! Если я чувствую, что чем-то пахнет, значит действительно чем-то пахнет! И при том довольно омерзительно!

– Странно… А вы, Мария Витальевна, себя вообще как – хорошо чувствуете? Может быть, к примеру, простыли и теперь с вашим обонянием твориться черте что? Такое, знаете ли, бывает при простудах. Особливо если какой-нибудь грипп подцепить.

– Я совершенно здорова, Семен Андреевич! И даже поздоровее вас буду! А то, что вы ничего не чувствуете, то это говорит о том, что проблемы как раз с вашим обонянием! Вы же, небось, запах селедки от запаха котлет не отличите!

– Напрасно вы на меня срываетесь, Мария Витальевна. И если уж говорить об обонянии, то с этим у меня все в порядке. Во всяком случае, тяжеловесное амбре от вашего дешевого парфюма я ощущаю вполне себе явственно. И даже на столько, что, сдается мне, это и есть причина того, что я более ничего не чувствую.

– Если бы, как вы говорите, мой якобы дешевый парфюм перебивал все запахи, то уж я бы и подавно не чувствовала этой мерзости! Ведь парфюм-то на мне!