Саша Веселов: Свинская удача

– Сбежала? – обрадовался мужик, – вовремя! Надеюсь, тебя никто не видел?

Свинья издала короткий визг, похожий на смех.

– Верю! – кивнул Спиридон, – пора нам, Муся, на нелегальное положение переходить. Пришло время прятаться и таиться. Раз выкупить тебя из рабства не получается – пойдем другим путём!

Спиридон вошел в раж и намеревался выложить все свои соображения на эту тему. Например, об опасности задуманного мероприятия и о том, что теперь нужно соблюдать особую конспирацию, но свинья неожиданно ухватила его зубами за штаны и потянула к выходу.

– Ты куда меня тащишь? – нахмурился Пентюхин, – я тебе толкую про нелегальное положение, а ты упорствуешь. Да тебе сейчас на улице показываться нельзя. Увидят и Лукерье донесут!

Однако свинья продолжала тащить его прочь из дома.

– Да что за блажь на тебя нашла?! – сокрушался мужик, тем не менее, позволяя животине вывести его из дома.

Сгустились сумерки, но света ещё хватало, чтобы Спиридон сумел разглядеть здоровенную воронку, зияющую в огороде.

– Охренеть! – взвыл Пентюхин, – это что за яма?! От снаряда что ли? Или это ты нарыла, гнусное животное?!

Без всяких сомнений – раскопки были делом копыт и пятака Муси.

В подтверждении своей причастности, свинья закивала рылом и захрюкала.

Спиридон застонал. «Да тут час нужно батрачить, чтобы эту яму засыпать. Словно экскаватор потрудился». Ещё он подумал, что сильно преувеличивал интеллектуальные возможности Муськи – свинья она и в Африке свинья. Что она здесь искала, не желуди же?

Муська, похоже, поняла о чём сокрушается Пентюхин и решительно боднула его пятаком в бедро.

– Ну, куда? Куда ты меня толкаешь? Могилу мне, что ли вырыла, хоронить будешь?

Свинья задрожала всем телом, выражая бурный протест. Затем снова пихнула человека к яме, да так сильно, что Спиридон не удержался и рухнул на колени.

– Вот, бисово отродье! – выругался мужик, – что ты от меня хочешь, не пойму? Клад что ли нашла?

При этих словах Муська издала троекратное хрюканье.

– Клад?! – удивился Пентюхин, – И где он? Где огромный пиратский сундук с награбленным? Я вижу лишь пустую яму, вырытую твоим бессовестным пятаком!

Свинья лишь кивнула в сторону воронки и Спиридон, охая и причитая, согнулся и принялся осторожно шарить в чёрном земляном зеве.

Вдруг пальцы его нащупали, что то твердое и холодное. Ухватив пальцами нечто, он вытянул это наружу. В руках его оказалась жестяная круглая коробка. Пентюхин припомнил, что во времена его детства в таких же коробках продавались леденцы. Внутри коробки что-то гремело. Очистив находку от прилипших комьев земли, Спиридон не без труда снял поржавевшую крышку и остолбенел. В неярком свете луны тускло поблескивали желтоватые монеты – их было много.

* * *

Разумеется, это было золото – не медь же здесь зарыли. Дрожа от нетерпения, Спиридон сразу же вернувшись в дом, пересчитал содержимое жестяной банки. Сорок девять монет. «Счастливое число, – подумал Пентюхин, – Как в старом «Спортлото». Монеты были тяжеленькие и весьма сохранные. Легко читалась надпись: «Пять рублей. 1910 год». Имелся портрет последнего русского царя. Вокруг его профиля Спиридон, задыхаясь от радости прочел: «Б. М. Николай II Амператоръ и Самодержецъ Всеросс».

Пентюхин закрыл глаза и прошептал:

– Вот это удача. Муся, ты волшебница. Откуда же ты узнала? Ты что его унюхала? Я поверить не могу. Нет, ты ответь: как?

Но Муся молчала, лишь глаза хитро блестели.

– Надо срочно продать клад, – вслух рассуждал Спиридон, – а что для этого надо сделать? Правильно – поехать в город. Там найти Митроху Лившица. Этот жучила давно в город перебрался. Живет там, как Бог, свой ломбард имеет. Вот ему будет самое то – втюхать это золотишко. Сколько взять? Десять монет, двадцать? А вдруг не хватит? Всё надо брать. Кто его знает, сколько нынче золото стоит?

Изнывая от нетерпения, Спиридон с трудом дождался пяти часов утра, сел в автобус и отправился в город. Предварительно, приказав Муське сидеть тихо и не привлекать ничьего внимания. Он даже запер дверь, чего ранее никогда не делал, повесив на неё огромный амбарный замок.

* * *

Митроха изрядно постарел, звался он ныне Моисей Абрамыч и бывшего односельчанина признавать отказался. Когда Спиридон принялся бить себя в грудь и хватать его за лацкан дорогого пиджака, нахмурился и пообещал позвать полицию. В заключение разговора Лившиц гневно сверкнул глазами и процедил: