Саша Веселов
В поезде
Возвращался я как-то из Крыма в общем вагоне поезда "Симферополь - Баку".
"Прямых" билетов до Москвы не было, поэтому приходилось путешествовать в таких условиях да к тому же с пересадками. Хорошо ещё нам с приятелем удалось вовремя подсуетиться при посадке. Мы оказались в числе счастливчиков, успевших захватить себе "цельные" полки и получивших в результате возможность принять нормальное лежачее положение. Те же, кто не успел, ютились по два-три человека на полке.
Однако в целом народа было не так уж и много, а потому нас не теснили, и мы ехали в относительном комфорте, если это слово вообще применимо к вонючему, грязному и душному общему вагону.
Стемнело. Во всём нашем злосчастном вагоне не горела ни одна лампочка; не работало даже дежурное освещение и разглядеть что-то можно было лишь когда мимо проносился встречный поезд или мелькали придорожные огни. Не оставалось ничего другого, как залечь на боковую. Смекнув это, приятель живо подложил под голову рюкзак и вскоре уже сладко похрапывал на своей верхней полке. Я расположился внизу. Заснуть толком никак не получалось. По коридору сновали люди, наши "сидячие" соседи то и дело менялись. Возня не утихала ни на минуту, с регулярностью метронома меня задевали, толкали, пихали: Какой уж тут сон! В лучшем случае удавалось задремать на час-полтора, потом меня будили, и все мучения начинались сызнова.
Проснувшись от очередного толчка в бок около трёх ночи, я увидел, что Бог опять послал нам новых соседей. Судя по фигурам и голосам, это была женщина с дочкой лет пяти. Большего рассмотреть было невозможно. Какое-то время женщина обвыкалась в темноте, затем пристроилась с дочкой на противоположной нижней полке, где у окна, облокотившись о стекло, посапывал какой-то дед.
Воспользовавшись относительным затишьем, я закрыл глаза и задремал.
Вновь проснулся я минут через сорок. Без видимой причины, если не считать таковой жуткую нечеловеческую духоту. Первое, что я увидел, продрав глаза, были стройные женские ноги, затянутые в молочного цвета нейлон. Я огляделся.
Дед по-прежнему сопел у окна. Девочка тоже спала: мать уложила её на свободную половину полки и укрыла одеяльцем. Зато ей самой места уже практически не было, и она пристроилась на краешке одной полки, примостив ноги на краешке другой.
Моей. При этом юбка у неё сдвинулась, задралась выше колен, и ничем не прикрытые ножки белели во мгле, пленяя и маня, притягивая к себе почище любого магнита. Я обалдело пялился на эти ножки, не в силах оторвать от них глаз. Сказывалось почти месячное воздержание похода.
Несмотря на темноту, женщина каким-то образом почувствовала мой взгляд и принялась оправлять юбку. Чертыхнувшись, я решил было отвернуться к стене, но вдруг понял, что уже не владею собой. Приподнявшись на локте, я какое-то время молча вглядывался в тёмный силуэт женщины на противоположной полке. Она тоже молчала. Наконец я решился.
- Вам, наверно, неудобно там, - натуженно улыбнулся я в темноту. - Идите сюда. Я подвинусь. В тесноте, как говорится, да не в обиде. И дочка ваша поспит спокойно: Такую чушь я не нёс ещё никогда. Самым естественным ответом на неё была бы хорошая оплеуха или что-то ещё в том же роде. Однако ничего подобного не последовало. К моему немалому изумлению, женщина молча встала, поправила одеяльце на дочке и шагнула ко мне. Я торопливо подвинулся, пропуская её к стенке. В этот момент вагон тряхнуло сильнее обычного, и перебиравшаяся через меня женщина, не удержав равновесия, мимоходом села, расставив ноги, мне на бедро.
- Извините, - хрипло прошептала она.
- Да что уж там, - галантно отозвался я, едва сдерживаясь, чтобы не наброситься на неё тут же: Женщина легла на бок лицом к стене. Я пристроился сзади. В тесноте полки наши тела оказались плотно прижатыми друг к другу. Мне в нос ударил будоражащий запах женщины. Ошалевший от долгого воздержания член впился сквозь штаны в туго схваченный юбкой зад, а рука сама собой легла на тонкую талию. Женщина словно ничего не замечала. Осмелев, рука сместилась чуть выше и вскоре уже шарила по её животу, забираясь под блузку. Ощутив под собой обнажённую кожу, пальцы на мгновение замерли, с силой вжались в неё всей широтой распахнутой пятерни.
Потом, отдышавшись, двинулись дальше. К груди. Достигнув её, они некоторое время умиротворённо оглаживали чашечки лифчика, а затем резко рванули его вниз. Что-то затрещало, но я уже не обращал внимания на подобные мелочи. Рука легла на оголившуюся грудь, лаская, тиская эту восхитительную округлость, сжимая её в горсти. В ладонь упёрся твёрдый бугорочек соска с напрягшейся и восставшей, словно маленький член, пипочкой. Зажав эту пипочку двумя пальцами, я начал лихорадочно крутить её из стороны в сторону, одновременно вдавливая грудь в хрупкие трубочки рёбер.
Читать дальше