Саша Веселов: Свинская удача

– Можно я буду её навещать? – тихо попросил он.

– Кого? – удивилась Лукерья.

– Свинку.

Старуха затряслась от хохота.

– Буду приходить и платить тебе пять рублей.

– Десять! – кивнула бабка, – плати червонец и навещай хоть по два часа в день.

– Договорились, – кивнул Пентюхин и ушёл.

Старуха проводила его долгим взглядом и тихо пробормотала:

– Совсем дурачок. Грех обижать убогого, но червонец тоже на дороге не валяется.

А Спиридон шёл и чувствовал, что прикипел всем сердцем к бессловесной скотине. Это было странное и необъяснимое чувство. Сродни, наверное, первой любви.

Придя домой, Спиридон вытащил из-под подушки заначку – жестяную банку из-под сгущёнки, высыпал деньги на кровать и старательно пересчитал. Ровно тридцать четыре рубля – всё, что осталось от прошлогодней шабашки. Не густо, но на три полноценных дня для встреч хватит…

* * *

Дружба безработного увальня Спиридона и безымянной трехлетней свиньи крепла. В порыве безотчетной нежности Пентюхин дал ей кошачье имя Муська. В хозяйстве Лукерьи её звали просто «Жирная».

Вместе с Жирной у беззубой и вредной старухи проживало ещё три свиньи: Тупая, Худая и Пегая. Лукерья не заботилась о благозвучии имен своих подопечных. «Всё одно скоро резать», – пожимала она плечами.

Поскольку деньги у Пантюхина быстро закончились, то Муська по вечерам – после вечерней поверки и отбоя стала ходить в «самоволку». С этой целью сообразительная хрюшка сделала подкоп в углу сарая, через который и выбиралась на свободу. Она коротала вечера в обществе Спиридона без всякого на то принуждения, внимательно слушая его истории. А уж этого добра в арсенале рассказчика имелось более чем.

Как-то Спиридон в порыве душевной тоски поведал Муське свои размышления о том, что, по его мнению, важнее всего в жизни, даже не подозревая о том, какие последствия будет иметь этот разговор.

– Думаешь, Муська, что это тебе плохо, а я аки сыр в масле катаюсь? – пристально глядя в глаза хрюшке, вещал Спиридон. – Вот, жила бы ты, к примеру, в Корее, была бы свободной, как ветер. Бегала бы по центральным улицам и никто тебе слова плохого не сказал бы. Откуда знаю? Да дружок мой школьный как-то рассказывал. Ага, бывал он в тех краях. Но, Родину, Муська, не выбирают.

В ответ, та утвердительно хрюкнула и её хвост закрутился спиралькой, что свидетельствовало о высшей степени согласия.

– Во-о-о-т, умница! Понятно, что у вас в жизни тоже оно не просто, но только тут всё от везения зависит, скажу я тебе. Здоровье оно тоже, конечно, не последнее дело, но везение куда важнее. Везение, Муська, это самое главное дело в жизни. Помнишь того кабана Борьку из соседней деревни, к которому тебя на случку возили?

Муся стыдливо потупила свои поросячьи глазки и тихонько хрюкнула.

– Так у него здоровье было дай бог каждому. Здоровый такой был молодЕц, а превратился в холодец. И знаешь, как всё случилось? – не дождавшись ответа, Спиридон продолжил. – Собрался Колян – хозяин Борькин корову зарезать. А кавалер твой, Муська, услыхал, как тот жене говорит: «Старая она уже, молока даёт мало, а вчера на ноги встать не могла… зарежу я ее». Борька бегом к корове. Помог ей на ноги подняться, до забора довёл, чтобы она на него опиралась. Колян увидал, что корова оклемалась и Борьку зарезал. А всё почему? Не было у Борьки везения, и здоровье не помогло.

Свинья понимающе вздохнула и потёрлась пятаком о грязный валенок другана. Её маленькие заплывшие глазки влажно заблестели, словно Муська оплакивала судьбу незадачливого кабана и вместе с тем интересовалась: «ведь ты так не поступишь со мной, Спиридон?»

Спиридон и сам чуть не прослезился, потрепал хавронью по выпуклому лбу и отвернулся. Ему хотелось крикнуть: «Да я за тебя жизнь отдам». Вместо этого он длинно сплюнул на изломанный паркетный пол и преувеличенно весело изрёк:

– Та не в жисть! – вытащил папиросу и прикурил.

«Как можно? – думал Пентюхин, глядя на Муську, – она ведь, поумнее иного человека».

Муська же истолковала размышления Спиридона по-своему и тоже сделала кое-какие выводы из услышанного…

* * *

В тот роковой вечер, когда Пантюхин окончательно и бесповоротно осознал, что жизнь его без Муськи лишена всякого смысла, он решился её украсть. Сидя в любимом, поскольку оно было единственным, обтрёпанном кресле, он разрабатывал коварный план похищения.

И в этот самый момент, когда Спиридон уже готов был воплотить задуманное в жизнь, дверь в дом со скрипом отворилась и вошла Муся. Она привычно потерлась мордой о валенок Пантюхина и приветственно хрюкнула.