Петр Межурицкий: Послание сверчку. Стихи и поэмы

Дети, аксакалы, господа,
чистить зубы – это навсегда,
до, прошу прощения, гробов,
даже если нет во рту зубов;
и не забывай про остальное,
если ты и впрямь потомок Ноя.

Слушай, не убий, не укради,
не валяйся стройки посреди,
не ходи, поддав пивка, на лёд,
не купи билет на самолёт,
не прелюбодействуй и не лги —
что ещё сказать? Не лезь в долги
и скажи спасибо, что есть Бог,
раз уж сам додуматься не мог.

Где поселиться, ждал я знака,
и получилось, что в Монако,
а за окошком Магадан,
хотя мне знак иной был дан,

чему не удивился ребе,
сказав: «Напрасно не тужи,
не путай наш телесный жребий
с преображением души».

мнезнакипрепинаньянипочём
язнаетелиграмотеучён

Я император-государь,
мне подарили календарь,
консервный ключ и банку шпрот
за то, что я люблю народ.

И пусть мятежный генерал
и ключ, и шпроты отобрал,
которые, подлец, сожрёт,
я всё равно люблю народ.

Если философа называют греческим,
значит он – грек.
Если поэта называют римским,
значит он – римлянин.
Если историка называют античным,
значит он – еврей.
И если пророков называют библейскими,
то значит они – какие?

А между прочим, «Гамильтон» – фигня —
агитка на дурную злобу дня,
по мере сил всей Библии левее,
но замирает сердце на Бродвее.

И прав был гений партии Ильич:
из всех искусств – важнейшее есть китч,
и лучше нет игры, чем revolution,
а после в сани – и айда на ужин.

И я вам говорю: искусство масс —
оно само собой для высших каст —
без дураков и прочих репродукций,
а массы правдой жизни обойдутся.

До чего банальное —
письменно и устно —
всё, что актуальное,
в том числе искусства
кочевая пасека —
хуже только классика.

Травы друг к другу подогнаны плотненько,
птицы и звери творят церемонии,
бог из семьи иудейского плотника
с этим безумием в полной гармонии, —

тем хороша воскресения мания,
что ублажает подобием вальса,
и никогда не придёт понимание,
как я на этой земле оказался.

Как нечисть ни корчит из себя нечисть,
а получается фальшиво до тошноты.

Крепнет духом наш народ-герой
и вредит державе, господа,
кто-то кое-где у нас порой,
а не каждый всюду и всегда.

Браво, наше старое кино!
Но иллюзий даром, враг, не строй —
марши несогласных всё равно
будут кое-где у нас порой.

Хоть не пчёлы мы, но строим
город наизусть,
если имя Бога – Фроим,
я не удивлюсь,
потому что как иначе
Бога назовёшь —
будь ты дева или мачо, —
не впадая в ложь?

Любовь к Израилю не продаётся,
поскольку кто в своем уме
такое купит?

А ненависть к Израилю – товар,
как и любовь к России,
между прочим.

Туда сойдя отседова
в критический момент,
он мёртвым проповедовал
о том, что смерти нет, —

назвав её химерою,
на ней поставив крест,
он одарил их верою
и лично сам воскрес,

а значит, был покойником —
что может быть подлей —
живым его поклонникам
пошли, судьба, елей,

в порядке снисхождения
смягчая круговерть,
на каждый день рождения,
а главное – на смерть.

Во время чумы – чума есть банальность —
такова обыденности реальность,
в которой мается естество,
но дух зато прозревает победно:
чума не появляется из ничего
и не исчезает бесследно.