Игорь Олен - Гибель Республики. Хроника в сценах и документах

Цезарь уходит.

Сулла взывает с долей насмешки: – Эй, где Помпей-герой? Подойди, друг… Римляне, объявляю Помпея «Магном», то есть «Великим». Он возвратил мне Африку, заодно и Сицилию… Вот наш собственный Александр, блистающий блеском лавров… Празднуй триумф, Помпей, молодчина! Мы породнились, Марс войны и герой, объявленный императором! Так, герой, или нет?

Помпей, держа шлем в руке, подтверждает.

Толпы горланят, вздев мечи:

– Честь Помпею! Честь Сулле! Йо, триумф!!

Сулла, хмыкая:

– По закону он не имеет прав на триумф, друзья, если не был назначен римским сенатом как полководец, – но он, на счастье, родственник, зять Счастливого Суллы! Сулла всё может… Ближе, Эмилия.

От матрон отделяется женщина с животом, подходит.

– Гней Помпей Магн – твой муж впредь. Брось мужа прежнего, плод которого носишь, вижу, во чреве. Ваш брак расторгнут волею Суллы.

– Эту куда, зять?! – рвётся к Помпею женщина, волочащая следом дочь. – Ты муж её! Кто вернёт ей отца, убитого потому, что он был твоим тестем, но не сулланцем?.. Ой, что творится?! Бросил супругу? Будь справедлив, Помпей! Сулла, смилуйся! Ведь Помпей был женат!

Помпей, кривясь и шагнув быстро к пленному, отсекает мечом ему кисть.

– Ответ мой, Сулла.

Снова сев в кресло, тот восклицает:

– Магн 7 7 То есть «Великий» (лат.). , неречистый, бравый и царственный! Отсеки и другую кисть – вбить ему куда следует!

Возникает юнец с мечом; он стремится к Диктатору. Его держат за край детской тоги и не пускают: «Стой же! Куда, малец?!»

Сулла, это заметив:

– Ты, Катон?.. А! спешишь мне на помощь? Мальчик, ты юн ещё и не место тебе меж взрослых… Эй, Сарпедон, грек! Плохо лелеешь отпрыска знаменитого рода, сына покойного друга Суллы! Как он попал сюда? Уводи его и учи с сих пор лучше римским отеческим добрым нравам! В праздник яви его для приветствия, дабы он привыкал ко мне, сей бутон благородных доблестных качеств. Будет срок, возведу его в консулы.

Сарпедон обнимает подростка и отступает, кланяясь:

– О, Диктатор!.. Я понял, царь!.. Золотые слова, царь!

Сулла:

– Ликуй, Рим! Слава свободе! Освобождаю всех рабов Мария и рабов популяров, – тех, кто был с Марием. Десять тысяч рабов – на волю! А ветеранам я дам участки. Все помогайте мне. Ибо я ввёл проскрипции. Убивайте врагов моих! Приносите их головы! Стройся в очередь, оформляй права на богатства жертв, получай их в дар!.. Завтра Сулла пирует. Жду всех вас завтра… Я вас покину. Мне нужно выбросить пепел Мария в Городскую Клоаку! – Он, сжав концы чёрной ткани с собранным прахом, живо взбирается на коня и скачет, красный плащ реет; следом – охрана. Толпы вопят:

– Диктатор!! Сулла Счастливый! Слава Диктатору!!!

У столов с казначеями вьётся очередь с головами в руках, в мешках и в корзинах.

– Честь благодетелю, повелителю Рима! Вечный Диктатор!!

Двадцать лет позже… Ночь в Риме с заревом от бесчисленных факелов, что стекаются к Форуму. Ветераны, в браслетах из бронзовой и серебряной проволок, мерно движутся строем с копьями и с флажками, с бляхами, прикреплёнными к панцирям, воздымая на палках образы Мария. Из проулков сулланцы злобно грозятся.

Цезарь взывает, став на ступени древнего храма:

– Я не свершил бы то, что задумал, кабы не ведал: этого жаждут, может, не все – но честные, благородные люди этого жаждут. Сколько позорить лучшего мужа, кой порождён был римским народом, нашей Республикой, вопрошаю вас? Где свидетельства памяти покорителя кимвров, марсов и Африки? Почему видим статуи злых диктаторов, знаменитых надменностью консулов и дурных полководцев с лестью их шатким, недостоверным, спорным заслугам? Только нигде, клянусь, не увидим почтения к другу плебса, непобедимому триумфатору, семикратному консулу, Гаю Марию! Даже прах его… – Цезарь плачет: – О, даже прах его извлечён из гроба, подло развеян и осквернён, – его, благодетеля и спасителя Рима, многажды консула, – сей священный прах!! А вот прах узурпаторов и их гнусных клевретов – в царских гробницах, будто бы честь, справедливость, верность мы позабыли. Что же, сограждане, может, вправду гнушаться Марием – и взамен славить Суллу, и подражать притом Хрисогону, присному Суллы, хаму, нажившемуся на казнях и на доносах? Вправду гнушаться доблестным Марием и мечтой его видеть римлян свободных от рабства знатным?!

Выкрик:

– Прочь, Цезарь! Ты хочешь смуты!!

– Нет. Я хочу перемен, клянусь! А вот кое-кто хочет, чтоб мир застыл навек, чтоб всё было по-прежнему, чтоб убийцы бахвалились, насмехаясь над честными, чтоб сенат и сулланцы торжествовали и угнетали плебс. Но стремление к правде – в римском начале, вот зачем Рим судья над народами. Победим ли зло в мире, не одолев зло в Риме? Хватит, довольно! Мы натерпелись от оптиматов, якобы лучших, honestiores! Марк Катон понуждал возвращать ими отнятое просьбой – мы их обяжем строгим законом. Пусть устрашатся, пусть убоятся взломщики наших честных имён, достоинства и имуществ! Мы восстановим знаки величия Гая Мария – значит, мы восстановим и справедливость. Хищным не быть впредь в консулах, неимущим не пухнуть с голоду, ветеранам войн Мария будут зéмли в Италии! Власть народным собраниям! Поторопимся действовать! Возродим славу Мария! Бюсты Суллы пусть остаются на постаментах, мы их не тронем, нет! Пусть их свалит досада от лицезрения воскрешённых прав плебса! На Капитолий!