Яся Белая - Сны Персефоны

Персефона поёжилась.

– Ты же у нас Запирающий Двери, – проговорила Фетида, и взгляд её при этом был совершенно чистым и незамутнённым, – ты и держи.

Вот так просто!

– Действительно, – хмыкнул Аид, – зачем я глупые вопросы задаю?.. – Он покрепче перехватил двузубец и немного устало проговорил, приглашая Фетиду следовать за собой: – Идём.

…И Персефоне вместе с Подземным миром довелось видеть подлинную ужасающую мощь Владыки Аида, в одиночку удержавшего открытым вход в Тартар, откуда так и норовили вырваться титаны, до тех пор, пока Бриарей не вернулся назад и не провозгласил в пятьдесят глоток: «Развязал!»

Когда гигантская кованая дверь, наконец, закрылась, будто захлопнулась пасть чудовища, Владыка обернулся к своим подданным. В глазах его плескался абсолютный первозданный мрак.

Мир смотрел на своего царя с ужасом и восторгом, а юная Весна – с восхищённым благоговением.

То был последний день перед тем, как она поднялась к матери. Вернее, последняя их ночь перед восьмью долгими месяцами разлуки. О, что то была за ночь!

Она хотела так многое сказать своему Владыке, но Аид заставил её замолчать самым действенным способом – жадным голодным поцелуем.

Из четырёх отведенных им месяцев они в этот раз не провели вместе и двух недель. За что Персефона невероятно злилась на бунтовщиков, и вовсе не за то, что те выступили против Зевса.

…А скоро ей стало вовсе не до разговоров – с её губ срывались только стоны, вскрики и его имя…

Теперь же мать спрашивала её: знает ли она о заговоре?

– Гера совершила глупость, что влезла в это, – честно сказала Кора. Её настораживали женщины, выступающие против мужчин. – Да – Зевс не лучший муж, но отличный царь и Владыка. Вряд ли бы Посейдон правил по-другому. – Мать недоверчиво покачала головой. – И да, это моё собственное мнение. Мы с Аидом о политике не разговариваем.

Она хотела добавить, что когда они вместе, то вообще почти не разговаривают, потому что обычно заняты другим. Но смутилась и не стала.

– Может и так, но Зевс наказал её слишком сурово 7 7 Имеется в виду вот это: «Гневается громовержец и грозит жене наказаниями. Умолкает Гера и сдерживает гнев. Она помнит, как сковал ее Зевс золотыми цепями, повесил между землей и небом, привязав к ее ногам две тяжелые наковальни, и подверг бичеванию» Н. Кун «Мифы и легенды Древней Греции» .

Кора пожала плечами:

– За глупость надо карать.

На сей раз слова были не её, но позицию она разделяла.

– Он приковал её золотыми наручниками…

…наручники…

Кора вспыхнула, отчего её медные волосы, казалось, вспыхнули ещё ярче.

В прошлую ночь её тоже приковывали наручниками к изголовью. Правда, они были не золотыми, а покрытыми нежнейшим мехом, чтобы на тонкой коже не оставалось следов.

– …а на ноги повесил наковальни…

Наковальни? На ноги? Зачем? Ноги куда лучше разводить и закидывать на плечи, а потом – обцеловывать: пальчики, изящные щиколотки, лодыжки…

…выгибаться, стонать, чувствуя свою беспомощность и его власть… принимать его – такого большого, горячего… отдаваться… растворяться…

…к утру охрипнуть от собственных криков, в которых наслаждение мешается с болью…

Она не сразу поймала обеспокоенный материн взгляд:

– Кора, ты в порядке? Ты раскраснелась, тяжело дышишь…

– Всё хорошо, мама, – смущаясь ещё больше, Кора взяла Деметру за руку и заглянула в глаза: – Чем там закончилось с Герой?

– С Герой не закончилось. Сегодня её высекли. И так и оставили висеть между небом и землёй с наковальнями на ногах…

И только тут в голове Коры все кусочки картинки стали на место: золотые цепи с наручниками… наковальни к ногам… бичевание…

Страх тонкой змейкой вполз в её сердце: женщины могут быть сколь угодно богинями, даже верховными, это не помешает мужчине наказывать их столь унизительно и жестоко.

Кора порывисто обняла мать, и так они и сидели молча и обнявшись, думая об одном – как они слабы и бесправны в этом мире.

Страх был с Корой все восемь месяцев, отравляя радость от солнца, тепла и цветов. Не танцевалось, не пелось, не веселилось. Стоило закрыть глаза – представлялась Гера с цепями на руках, наковальнями на ногах и исполосованной спиной…

***

Аид почуял её страх, едва они оказались вместе в общей спальне. Он всегда чуял его, как пес. Заглянул в глаза и ехидно улыбнулся, что вовсе не придало ей уверенности.