Алексей Щуров - Песни северного ветра

Леди Эрскин сидит в покоях,
По шелку шитьем занята,
Чайлд-Оулет с цепью златою
Ходит туда-сюда.

Однажды ему леди Эрскин
Велит – ох зла госпожа:
– Слишком богат лорд Рональд,
Ему ты наставь рога.

– О нет! – ответил Чайлд-Оулет. —
Ведь сын я его сестры!
И дядю не опозорю
По прихоти госпожи!

Леди из-под кровати
Нож перочинный берет,
За зелен корсаж втыкает —
Струйкою кровь течет.

В спальню лорд Рональд входит,
От боли стонет жена.
– На кремне чей крови брызги?
Иль ты была не одна?

– Чайлд-Оулет, твой племянник,
Скрылся из спальни моей;
Была бы тебе неверна я —
Сделал бы шлюхой своей!

Чайлд-Оулета сразу схватили —
В темницу его заточить.
Собрались все слуги лорда
Решить, как его казнить.

Одни предложили повесить,
Вторые – огню предать,
А третьи – на части мерзавца
Двумя лошадьми разорвать.

– В конюшнях стоят еще кони,
Резвы они и быстры.
Тогда четырех приведите,
Для сына вашей сестры.

За руки и за ноги
Его привязали к коням
И в Дарлингмур пустили
Размыкать по полям.

Нет вереска в Дарлигмуре,
Что кровью не окроплен,
На клочьях мха – клочья кожи
Того, кто был казнен.

Нет вереска в Дарлингмуре,
Нет камыша у болот,
Нет места, куда не попала
Чайлд-Оулета кровь и плоть.

Смугла я – смуглее меня не найти,
Как ягодки терна глаза черны,
Проворна – проворней меня не найти,
Как лани повадки мои вольны.

Мой милый так горд и так родовит,
Любезный мой друг такой богач,
Но больше он на меня не глядит:
С другой красоткой милый – хоть плач!

Письмо он из города мне прислал,
А в нем – несчастной девы судьба:
Пишет, мол чувства ко мне растоптал,
И слишком я для него смугла!

Письмо отослала ему в ответ:
«Любовь не ценю твою, милый, я,
Коль шлешь свой пламенный мне привет,
И на другую меняешь меня».

Полгода прошло – срок невелик,
Время так быстро стрелой летит,
Да только дерзкий дружок мой сник,
В постели стонет и хрипит.

Полгода прошло – срок невелик,
Время идет все быстрее вперед,
Да только дерзкий дружок мой сник:
Недуг – любви беспутной плод.

Сначала за доктором он послал:
– Должен мне доктор скорее помочь:
От болей и мук погибаю я
Терпеть совсем уже невмочь!

Потом за город гонца шлет скорей,
Гонца посылает милый за мной,
За девой, чья кожа песка темней,
И стать должна была женой.

Да только доктор совсем не смог
От мук любви дружка излечить;
Лишь смуглой красотке, чей дерзок взор,
Удастся муки облегчить.

Узнаешь теперь, болезный мой,
Как было тогда мне страдать,
Когда я брела одна в летний зной,
И не могла тогда бежать.

Она к постели друга пришла,
А он – от хвори совсем зачах.
И так рассмеялась она, что едва
Сумела устоять на ногах.

– Глумился ты, презирал меня,
Как многих других девиц, мой друг,
Теперь расплата настигла тебя,
И не спасешься от мук!

Вот кольца снимает с пальцев она,
По два, по три кольца – все сняла!
– Вернула я кольца твои все сполна!
Вспомнишь, кем я тебе была!

Белую трость она в руку взяла,
Его по груди дева тростью бьет:
– Свое я слово назад отдала,
Душа твоя пусть покой обретет.

– О сжалься, сжалься! – взмолился он. —
Прости же, прости, дорогая, меня!
Дай мне немного в сердце своем
Места, где смог бы выжить я!

– Тебя не забуду я и не прощу,
Пока я жива, пока я не умру!
Я на могиле твоей спляшу,
Где ты заснешь в своем гробу!

Дева к колодцу стирать пришла
Динь-дилли-дон! Динь-дилли-дон!
Дева к колодцу стирать пришла,
Откуда трезвон? Откуда трезвон?
Дева к колодцу стирать пришла,
Покрыла белое тело роса.
Поспи-ка сынок, поспи, эй!
Песню тяни, да в пляс пустись, динь-дилли-дилли-дон!
Дилли-дон! Тилли-бом, поспи-ка сынок, эй!

Одежду всю отстирала – как быть?
Вешает все на орешник сушить.

Вот мимо паломник старый бредет
И молвит: «Господь пусть тебя спасет!