Михаил Кочнев - Миткалевая метель

— Другая жизнь и коротка, да красна, а то и длинна, да черна, — отвечает Степан Тимофеич.

А Калачев все угодить старается:

— Что правда, батюшка, то правда. И красна и цветиста твоя жизнь, ярче ткани персидской.

Нахмурился Степан Тимофеич, продолжает свою мысль:

— Кто и дорожит долгой, да черной жизнью, а кто и бежит от нее.

— Ну что ты, что ты, батюшка, — не понял Калачев. — Да я рад бы хоть чем-нибудь тебе услужить, — хитрит купчишка. — Скажу тебе по секрету: ехал-то я не торговать — парусину вез на струги тебе, сукна твоим молодцам на одежду. Не побрезгуй, прими.

— Что ж, спасибо за подарок. Не подарок дорог, любовь дорога, — говорит Разин. Потом и спрашивает: — Ну, а народ-то как там у вас?

— Народ у нас работящий, хороший народ…

— Эй, Ноздря, а ну, иди сюда!

Подошел Сергей.

— Не узнаешь такого? — показывает на Сергея атаман.

У Калачева ледяные мурашки забегали по коже.

— Стар стал, вижу плохо, — отвечает купчина. — Что-то не признаю.

— А я тебя сразу признал. Здравствуй, полотнянщик, Савва Садофьич! Не забыл я твою березовую лапшу. — Глаза у Сергея стали страшные, он зубами скрипнул — Степан Тимофеич, потешь Сережку Ноздрю! Руки чешутся, кровь горит. Дай гостя отблагодарить, отпотчевать…

Отстранил его Степан:

— Постой, Ноздря, погоди.

А Ноздрю так всего и бьет, так и трясет.

Двумя горами сошлись у Степана Тимофеича брови. Кафтан из камки 15 15 Камк а — шелковая цветная ткань с узорами. плечи давит — сбросил Разин его; шапка тяжела стала — сорвал ее со своей головы Степан Тимофеич, через плечо бросил. Ну, жди беды!

Бухнулся Савва, как тюк с полотном. У ног ползает, то Степану Тимофеичу, то Ноздре кланяется:

— Не я резал розги, не я рвал ноздри!.. Милые мои, сынки любезные, делайте со мной что хотите, только жизни не лишайте!

Обхватил Степановы ноги, седой головой о землю колотится.

Как глянул Степан Тимофеич на седую голову, вроде отца родного вспомнил. Чует он — сердце в груди, как янтарь на огне, тает, и вроде слову своему он больше не хозяин. И не рад, что Сергей рядом. Никогда такого с ним не было… Жалость к горлу подступает. Хотел уж он было сказать: вставай, мол, купец, да ступай своей дорогой. А тут кто-то за спиной у него и скажи:

— Слезой купчина пронял…

Этот шепот вольных людей не по душе атаману. Решенье справедливое ищет он, чтобы зря не обидеть. Словно два ручья сейчас в сердце к нему бегут: один велит помиловать купчину, другой — сурово наказать. Которого из них послушаться? «А если бы я к нему попался или вон Ноздря, как бы он с нами обошелся?» — думает Разин.

Нет у атамана веры словам Калачева. Как на глаза ему мутные, осоловелые, на ноги толстые, словно ступы, глянет, чувствует — нет в таком правды и совести. Хоть одна слеза притворная и на пол катится, не шибко ей доверяй, а злая-то подальше прячется. Уж кто-кто, Степан Тимофеич-то лучше всех знал: народу бездольному верь — спокойно спать ложись; а купцу-боярину верить верь, да сам крепче за саблю держись.

Тут-то и вошел бурлак — невысок собой, да широк в плечах, без мала сажень — с расшивы 16 16 Расш и ва — большое плоскодонное судно, применявшееся на Волге. калачевской. Он с артелью у купца лямку тянул.

— Эй, бурлачок, речной ямщичок, скажи-ка: как этот хозяин учил вас за Степана Тимофеича богу молиться? — спросил Ноздря.

— Учил… Подарком велел одарить, медом отпотчевать Степана Тимофеича, если повстречаемся; в рубаху дорогого тканья нарядить. Тому, кто рубаху передаст, награда посулена. Меду целый кувшин не зря везем. Один у нас украдкой хлебнул глоток — и на тот свет отправился. И рубашку золоченого тканья не зря припасли: ее купец велел сначала на холерного человека надеть… В коробье она… Так-то учил, наставлял. По-волчьи, еще злее…

Мертвой зеленью у купца приплющенный нос подернуло.

Не обманул верный глаз, сердце вещее не ошиблось, не зря горячая кровь в грудь атаману ударила. Лютый враг перед ним: дай ему волю, он не только Степана, а весь кабальный люд изомнет в труху; не только ноздри вырвет, а и головы всем сорвет… Вон она, рваная ноздря, навек Сергея обезобразила…

Не за себя карает Степан Тимофеич — народ оберегает.

Махнул он рукой. И не видели больше Саввы.

Стал Степан Тимофеич князишек, купчишек пугать, дома их по ветру пускать, караваны останавливать да добро раздавать народу. В царском дворце еще пуще переполох поднялся.

Царь самых верных воевод послал, приказал живым или мертвым поймать Степана Разина, а всех молодцов-разинцев погубить, в Волге потопить, плоты срубить, поставить на них столбы с перекладинами, шелковые ожерелья привязать, по десятку на каждом плоту удальцов Степановых повесить и плоты вниз по Волге пустить.