Михаил Кочнев - Миткалевая метель

Всяк свое спасать бросился, про Сергея забыли.

Пока пожар тушили, Сергея с приятелями и след простыл. Средь бела дня ушли.

И из других мест — из Кохмы, из Тейкова — вскоре тоже стали люди пропадать. Тут и вовсе все выезды и въезды заколодили.

За Сергеем погоню выслали.

Вот идут ткачи день, идут второй, третий. Скрыться от погони торопятся.

С высокого холма из-под ладони смотрит объезжий:

— Вон там, далеко, где-то люди идут — наверно, беглые. А ну, перехватим!

Оглянулась Наташа, увидела погоню, вынула три клубка, на землю бросила и говорит:

— Чтоб сбилась погоня между трех дорог, беги влево, черный клубок! Белый — вправо стремись, алый — прямо катись! Катитесь, клубочки, да назад ко мне воротитесь, под белой березкой все вместе сойдитесь!

И покатились три клубка в разные стороны. Где черный клубок пробежал — черная дорога пролегла, в грязи вся. Где белый прокатился — сыпучим песком путь усыпан, ноги вязнут. А где алый-то пробежал — красным кирпичом дорога вымощена, идти по ней легко. Пошли ткачи не по грязи, не по сыпучему песку, а по красным кирпичикам.

На распутье трех дорог остановилась погоня:

— По которой же дороге пошли они?

Спорить гонцы начали, всяк свое доказывает. Один ладит: пошли беглецы по черной, другой — по песчаной, а третий — по каменной.

Спорили, спорили и вот как решили: на три отряда разделиться, по всем трем дорогам гнаться.

По черной дороге на белых конях поскакали, по белой — на вороных, а по красной — на чалых. Скачут — догнать спешат.

На каменной дороге закричали объезжие:

— Вон они идут! С горы к белой березе спускаются, — и пришпорили коней во весь опор.

Увидала Наташа:

— Батюшки, беда! Погоня настигает!

А уже вечереет. Вынула она три платка. Махнула черным назад — звезды с неба глядят, ночь, темно. Махнула алым вперед — над дорогой заря встает. Белым над головой повела — бурю в поле подняла.

Во тьме-то сбилась погоня с каменной дороги.

У белой березки все три клубка вместе сошлись. Взяла их Наташа в кошелку. Беглые день в лесу переждали.

Съехались у той березки все воеводские гонцы; коней измучили, злые, ругаются.

— Наши кони в грязи подковы пооборвали.

— Да и наши в песках гвозди с подков порастеряли.

— А наши по камешкам копыта выщербили, идти дальше не могут.

Так и вернулись объезжие ни с чем к воеводе.

Бросила Наташа опять в траву три клубка, наказала:

— Мимо гор, мимо болот бегите вперед, ищите самый краткий путь!

Три дорожки рядышком в одну сошлись — ровную, хоть мяч по ней катай. И вывела та дороженька беглецов на берег Волги.

А на Волге, в низовье, в ту пору Степан Тимофеевич всему краю головой стал. Царевы указы-приказы в костер побросал, чтобы и следа от них не осталось. Верных слуг царевых на местах расшугал, а тех, которые не успели улизнуть, сам стал судить. У царя был свой закон, а у него — свой, новый, народу на пользу. Кто побогаче, те от него бегут, а кто победнее — хлеб-соль на блюде на берег несут. Кто плачет да сундуки в землю прячет, а кто рубашки шелком-золотом вышивает — встречать дорогого гостя.

Люди у Степана Тимофеевича — один к одному. Не с боярской перины неженки — все из-под ярма да из-под плети, из кабалы да из острога. С нуждой, неволен с малых лет спознались, в голоде, в холоде родились и выросли. И сам Степан Тимофеевич в жизни немало горя хлебнул, сам обид от князей да купцов натерпелся.

Глянет в глаза Степан Тимофеевич и сразу тебе скажет, кто ты есть такой: воля или неволя тебя к нему в стан привела.

Проступок плохой не простит, но уж и зря человека в обиду не даст. Страсть как народ любил! Не зря он и Волгу из всех рек облюбовал. Душа-то его с Волгой схожа была — такая же разливчатая, широкая да обильная.

И все мысли-думы у него были чистые, светлые да прозрачные, что вода в Волге.

Повыше города Астрахани, чуть пониже города Саратова, на высоком берегу раскинул свое войско Степан Тимофеич. Как речки мелкие со многих гор-долин бегут в Волгу, так и к нему со всех местностей надежные люди с каждым днем прибывают.

Что творится тут! По реке-то, насколько глаз глянет, — красногрудые челны снаряженные. Негде чайке спуститься, все одни снасти разинские.

У высокого берега паруса виднеются, а посреди всех самый лучший корабль красуется с мачтой золоченой; подняты на нем три паруса в три яруса: первый парус белый, второй — серебряный, третий парус — золотой парчи.

Под теми парусами пушки чугунные стоят, пушкари на карауле.