Василий Лягоскин: Два брата-акробата. Вторая история из цикла «Анекдоты для богов Олимпа»

Ной едва не прыснул, вспомнив, какую «овцу» он нашел вчера. Хорошо, что раньше свое слово сказал отец. Торжественно – словно на главном празднике года – он произнес:

– Ничего, сегодня наестся до отвала; сегодня все наедятся, на празднике. Надо бы и нам пару овечек заколоть.

Посейдон не выдержал:

– Да скажите, наконец, что случилось? Что за праздник объявился такой, что ты готов пожертвовать сразу двумя овцами?

Надо сказать, что отец юного Ноя был человеком прижимистым; стадо свое растил медленно, но неуклонно. И даже на главный праздник года обычно жертвовал единственную овцу, как правило – не самую жирную.

– Праздник, сын! Сегодня в деревню прибудет Святитель!

Ной ахнул бы от этого известия, если бы прежде него не хмыкнул (про себя, конечно – чтобы не обидеть родителей) владыка морей и океанов. Святитель, живущий в горах, в глубокой пещере, появлялся на людях очень редко. В родной деревне Ноя он не был ни разу. Но об этом удивительном человеке знал каждый.

– Удивительном? – хмыкнул еще раз Посейдон, вспоминая, что знал о святителе Ной.

Древний, как сам мир (еще одна усмешка); пророк, чьи предсказания сбывались всегда и полностью; наконец, врачеватель, какого еще не знал народ Ноя. Только вот не каждого он брался врачевать. И в этом – понял Посейдон – была какая-то загадка. Скорее всего, Святитель, действительно опытный лекарь, брался за дело только тогда, когда не сомневался в благоприятном исходе дела. А самое главное – он был верховным судьей племени. Таких деревушек, как Ноева, на острове было много. Обычно им хватало суда старейшин. Но в особых случаях…

– Впрочем, – подумал теперь Ной – прежде Посейдона, – у нас таких случаев давно не было. Разве что сегодняшний.

Он потянулся в истоме, вспомнив неистовое и одновременно послушное тело Ракили.

– Ну, если этот Святитель каким-то образом подсмотрел за нами из своей пещеры, и сразу же рванул сюда, – так же внутри себя продолжил разговор Посейдон, – я готов признать, что в нем есть что-то такое… Как сказал бы Алексей:

– Павел Петрович, к вам снова посетители!

– А это точно ко мне?

– Да не знаю… спросили: «А этот козел уже на месте?»…

Утром в роли такого козла выступал Патрон, старейшина деревни, и по совместительству супруг знойной Ракили. Он бегал кругами по деревне, смешно дергал жидкой бородкой и развесистыми рогами, невидными никому, кроме Посейдона и собственной веселой женушки. Божественная парочка успела посреди общей беготни и хлопот не один раз заговорщицки перемигнуться. Ной только теперь, с немалым стыдом, подумал, что за собственными переживаниями он совсем забыл – у Ракили тоже могли быть неприятности. Посейдон расхохотался внутри общего тела:

– Ты посмотри на Патрона, и на Афродиту. На кого ты поставишь в честном бою? А Афродита вряд ли привыкла честно биться. Вот увидишь – этот старый козел еще и виноватым окажется. Так что сегодня вечером проводим гостя, и…

Деревня межу тем готовилась к торжеству. Овец здесь держали четыре семьи; каждая из них пожертвовала по паре самых тучных агнцев; и отец не был исключением. Прежде Ной всегда зажмуривал глаза, когда держал несчастных животных, в то время, как родитель пилил им шеи ножом. Сегодня же Посейдон сам взял в руки оружие; поточил его о камень, и на глазах изумленного отца двумя ударами лишил жертвы жизни. Так же ловко парень освежевал туши; надумал было совсем сразить несчастного родителя, отхватив кусок сырой баранины и сжевав его, представив, что это блюдо он заказал волшебному бокалу своего первого, божественного отца. Но вдали уже поднялся шум, прибежали мальчишки, посланные перехватить неторопливую процессию гостей, и туши уволокли к кострам. А отец убежал на призыв жены – переодеваться к торжественной встрече.

Ною переодеваться было незачем и не во что; его единственным одеянием была та самая набедренная повязка, помнившая тело рук Ракили. Благодатный климат острова позволял в этом отношении обходиться минимумом. Раньше парень никогда не задумывался об этом; он просто не мог представить себе, что можно замерзнуть насмерть. Что где-то бушуют свирепые метели, заносящие снегом дома по самые крыши, и что вода может замерзнуть, подобно камню. Да хоть и целое море – так, что по ней можно будет ходить, аки по суху.

– Нет, – воспротивилась душа Ноя, выискивая в памяти Посейдона другие, гораздо более привлекательные картины и новые, такие ласкающие слух слова: «корабли», «паруса», «правый и левый галс», и, наконец, самое приятное: «Земля прямо по курсу!».