Василий Лягоскин - Любовь на все времена. Четвертая история из цикла «Анекдоты для богов Олимпа»

© Василий Лягоскин, 2017

ISBN 978-5-4483-6700-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Мир был прекрасен. Не первый мир, кстати – в жизни Гефеста, бога-кузнеца. Что нужно было для счастья молодого мужчины в самом расцвете сил, не обремененного долгами, вооруженного острым мечом и скачущего сейчас к королю, которого искренне уважал и любил? Для рыцаря Круглого стола Ланселота, пожалуй, сейчас не помешала бы небольшая встряска, битва с грозным соперником во славу Прекрасной дамы. Такая дама – хохотнул в душе Гефест, отдавший бразды правления телом и чувствами молодому рыцарю – у Ланселота была. Настоящая королева, между прочим. Кроме нее, были еще дамы, и немало. Да хоть сегодняшней ночью, в замке обедневшего барона, где славного рыцаря чествовали с некоторой опаской. Опаска была вполне оправданной; сэр Ланселот был известен своим буйством во хмелю. А еще – способностью почти мгновенно привязать к себе чувствами самую скромную девушку. Это уже отличался Гефест. За века странствий в телах самых разных личностей чему только он не научился. Способностью же привораживать к себе юных женщин и почтенных матрон бог-кузнец обладал еще на Олимпе. Недаром еще тогда, до заточения в замке Зевса-громовержца, о его уникальном протезе ходили легенды. Теперь Гефест обходился обычной плотью; как правило, весьма внушительных размеров. Как передавалась из ипостаси в ипостась такая олимпийская генетическая особенность? Бог-кузнец этим вопросом не задавался; просто пользовался и все. Вот и сегодня воспользовался – с перезревшей дочерью барона, которая ввиду всякого отсутствия приданого не ждала в будущем ничего светлого. Потому, наверное, и прибежала сама в комнату, отведенную гостю. По зрелому размышлению отдохнувшего и телом и душой рыцаря, не в первый раз в своей жизни. Ланселот приосанился и вспомнил еще одного сексуального богатыря – Лешку Сизоворонкина, а потом и его Книгу:

Встречаются приятели.

– Представляешь, Вась, а мне моя Маша на День всех влюбленных секс подарила!

– Петь, не оригинальная она какая-то у тебя – всем дарит одно и то же…

– Интересная, наверное, штука – этот самый День влюбленных, – лениво размышлял рыцарь в то время, пока его взгляд настороженно обшаривал полянку, на которую уже готов был вступить его конь.

Что-то насторожило молодого, но уже очень опытного воина. Может, чуть дрогнувшая ветвь дуба на противоположной опушке? Дрогнувшая при полном отсутствии ветра… Рыцарь послал коня в галоп, намереваясь быстрее преодолеть открытое пространство. Но перед самой опушкой он резко дернул уздой голову, а потом и весь корпус скакуна в сторону. И вовремя! Конь, участвовавший с Ланселотом не в одной битве, коротко всхрапнул и резво скакнул влево.

– Сто-о-ой! Стрелять буду!

– Стою!

– Стреляю!

В место, куда должен был ступить жеребец, вонзились сразу четыре стрелы. Любой их храбрых и отважных рыцарей сейчас ворвался бы в дубовую чащу, разя врагов направо и налево.

– Ага, – усмехнулся Гефест, соскакивая с коня, и отправляя его короткой командой в дальний конец поляны, – так они и позволят разить себя. Свалятся на голову разом, и никакая броня не поможет.

О том, что не меньше половины благородных рыцарей тут же повернули бы коней и дали бы деру, он тоже успел подумать; как обычно – с жестокой усмешкой:

– И получили бы следующую четверку стрел в спину! Метко бьют, чертяки!

Это он прокомментировал следующий залп невидимых пока стрелков, от которого с трудом увернулся. А потом он поступил так, как не пришло бы в голову ни одному уважающему себя рыцарю. Пешим, с мечом за плечом и двумя короткими кривыми ножами в руках, он скользнул в чащу. Ну, как, чащу? Огромные дубы, один из символов Англии, которая еще не называлась так, в этом месте росли вольно, не мешая друг другу. Но и здесь опытный охотник, или следопыт мог схорониться от внимательного вражеского взгляда. В одной из прежних жизней Гефест был именно таким охотником – пусть не могучим, как сейчас, но весьма умелым. Уже скоро он знал, что противников всего пятеро, и что четверка, засевшая на деревьях, была боевой частью банды, а руководил ею, скорее всего, тот тип, что прятался дальше всех от опушки.