Василий Лягоскин: Великолепный век. Четвертая история из цикла «Ах, уж эти мужики!»

© Василий Лягоскин, 2017

ISBN 978-5-4485-1287-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

– При чем тут яд?! – первой воскликнула Дуньязада, облизывая языком Валентины ее же губы – после долгого и сладкого поцелуя, – твои губы, о, Николаич! – слаще всякой халвы!

Удивительно, но Кошкин, кажется, услышал крик нежной души арабской принцессы. Он самодовольно ухмыльнулся, и даже попытался по-гусарски поправить пальцем кончики усов, которых у него никогда не было. А более практичная Пенелопа закатывать глазки (тоже Валины) не стала; она задала вопрос, ткнув пальцем в людей, толпящихся у дверей роскошного номера, по центру которого и стояла кровать с возлежащей на ней Валентиной:

– Может, про яд – это к ним относится? Кто это такие?

– Это высший цвет венецианской знати, включая самого мэра, – поспешил ответить Николаич.

– И что им нужно? – буркнула Валентина; и тут же сама ответила, после подсказки дочери Приама, – пришли выразить почтение, и это… как его? Соболезнование по поводу прискорбного случая с гондолой и незапланированным купанием? Водичка-то холодная была!

Кошкина даже кашлянула пару раз, скорчив прискорбную мину. Это опять подсказывала Пенелопа: «Сейчас мы этих ребят заставим раскошелиться…". Валентина была не против; хотя никакой материальной поддержки семье Кошкиных не требовалось. Ведь в ладошках у нее сейчас были зажаты подлинные сокровища; в правой – кредитная пластиковая карта, в которой утонул бы, не вызвав особого возмущения, весь бюджет Венеции. Левая ладонь судорожно стискивала золотую пластинку со скалящейся тигриной мордой.

– Пайцза! – вспомнили сразу шесть красавиц, – сувенир от Чингизхана. Ни за что не отдадим! А… где шпага с молотком?

Добыча из далекого прошлого лежала рядом, на прикроватной тумбочке. Валентина Степановна огладила взглядом прежде всего клинок, так выручивший ее в последнем путешествии; перенесла капельку той хищной радости, с какой вонзала его в грудь монгольского министра, на толпу у дверей, и та устрашилась, попыталась было юркнуть за двери. Может, слава гораздой на выдумки и готовой на любые проделки русской «олигархини» добралась и до этого приморского городка? Первым опомнился мэр – круглощекий и лысый толстячок, подскочивший к кровати с грациозным (насколько позволяло пузо) поклоном. Из него водопадом полились слова, явно заготовленные заранее. Мэр словно отрабатывал сейчас роль, отрепетированную перед зеркалом.

Свита действительно сейчас кивала головами, как куклы. Мэр-кукловод порезвиться им не позволил. Ни один из них не промолвил ни слова: не смог бы втиснуть даже возгласа в бесконечную тираду городского главы. Сама Валентина из нее поняла, благодаря обретенному знанию итальянского языка, что мэр не только горячо извиняется за инцидент, но и обязуется (силами всего города – в этом месте «куклы» закивали особенно интенсивно) устроить для четы Кошкиных настоящий праздник души и тела.

– Карнавал еще раз проведешь? – брякнула Валентина по простоте души.

Мэр тут же заткнулся; видимо посчитал, что казна города никак не выдержит такого испытания. Он тут же заполнил паузу еще более громкими стенаниями, из которых красавицы поняли, что они будут главными, самыми желанными гостьями на очередном карнавале (по графику, и без дополнительных трат); что мэр готов отдать им, Кошкиным, свою ложу, откуда несравненная Валентина Степановна…

Дальше ни Валя, ни ее подруги не слушали. Дремота навалились неподъемной тяжестью на веки, и они смутно услышали лишь, как Николаич прячет толпу венецианских кукол под «крышкой сундука», которую ему заменила резная деревянная дверь. Его спина, кажется, чуть напряглась, и тут же расслабилась – словно счастливый спутник сразу шести женских ипостасей расслышал их последний на сегодняшний день призыв-заклинание: